Кир Булычев - Жертва вторжения (сборник)
Из-за занавески послышался стрекот пишущей машинки.
Это настолько удивило Льва Христофоровича, что он сделал шаг и заглянул за занавеску. Он увидел, что мама поставила на колени старинную портативную машинку и строчит на ней.
– Не обращайте внимания, – сказал Бруно. – Это у нее рефлекс. Это у нее от волнения и от шампанского.
– А нельзя ли мне ознакомиться…
– Ничего интересного вы не найдете, – сказал Бруно Васильевич. – Не надо копаться в прошлом.
Мама оторвалась от машинки.
– Я вечно воюю с мальчиком, – сказала она. – Но он у нас кормилец. Куда мне без него? Возьмут в приют, машинку отнимут. Вот я и помру.
– Времена изменились. – Минц повторил слова соседки. – Чего вы боитесь? При удачном стечении обстоятельств доказательство теоремы Ферма принесет вам сотни тысяч долларов.
– Вы думаете, что мы – выжившие из ума анахореты! – закричала мама. – Мы не хуже вас знаем, что времена изменились. Мы уже семь лет как посылаем наши статьи и заметки в серьезные журналы. Нам даже не отвечают.
– Но почему?
– Что бы вы сделали на месте редактора журнала «Природа», если бы получили статью о практических проблемах бессмертия с обратным адресом «Великий Гусляр, улица Кривобокая»? Не пожимайте плечами, у них там тоже есть мусорная корзина. Так что для нас нет разницы между террором и демократией…
– Вы преувеличиваете! – возмутился Минц. – Я сегодня же напишу письмо главному редактору журнала «Природа», кажется, там Александр Федорович. Чудесный человек, большой ученый…
– И подпишетесь: «профессор»?
– Разумеется.
– У вас мафия похлеще уголовной, – вздохнул Бруно.
Из-за занавески донесся мамин голос:
– Сынуля, напомни постоянную Планка. Совсем склероз заел.
– Мама, не позорь наше семейство! – воскликнул Бруно Васильевич. – Энергия равна аш эф, где эф – частота осциллятора…
– Аш и будет постоянной Планка. – Минц поддержал Бруно Васильевича.
– Спасибо, мальчики, – откликнулась мама.
На этажерке громоздилась кипа машинописных листов.
– Это все ваши… опусы?
– Никому ни слова! – прошептал Бруно. – У нас отнимут комнату. Мы живем как пенсионеры-инвалиды…
– А меня отдадут в богадельню, – сказала из-за занавески мама. – У меня паспорт просрочен.
– У меня тоже, – сказал сын.
– Отдадут, каждый день жду, когда участковый придет и освободит помещение. – Мария Семеновна вошла с подносом, на котором стояла вторая бутылка шампанского. – Я уж на них всюду написала. Только теперь все так распустились, что на сигналы не реагируют.
– Маме нельзя больше пить, – сказал Бруно. – Вы же знаете, что в ее возрасте…
– Ах, оставь, живем лишь дважды, – ответила мама, выезжая из-за занавески. – Разливайте, профессор.
– Как же это началось? – спросил Минц, отхлебывая из бокала. – Я имею в виду эти курсовые?
– Это я посоветовала, – сказала Мария Семеновна. – Негде повернуться от бумаги.
– Мы получаем в университете списки адресов, – сказал Бруно. – Раскладываем по конвертам никому не нужные статьи. И рассылаем.
– Значит, Гаврилов не исключение?
– Он один из сотни. Каждая статья приносит нам не меньше двадцати рублей чистого дохода.
– Нужда, – вздохнула мама. – Она чему хочешь научит.
– И вы не боялись разоблачения?
– Ну кто будет читать курсовые заочников, если они напечатаны без правки через два интервала? – спросил Бруно.
– Я замечательная машинистка, – похвалилась мама. – Я даже пыталась зарабатывать так деньги. Но случилась беда: с середины второй страницы я начинала печатать собственный текст. Меня выгнали.
Бруно поставил на стол пустой бокал и обернулся к Минцу:
– Ваше появление – тревожный сигнал. Это должно было случиться. Рано или поздно.
– Мое появление – замечательный сигнал! – возразил Минц. – Ваш талант вернется к людям.
– Не только людям плевать на наш талант, – отозвалась мама, – но и мы сами в нем разочаровались.
Но Минц был настойчив.
– Я вам гарантирую славу и благополучие! У вас остались вторые экземпляры так называемых курсовых?
– Мы никогда не тратим лишнюю бумагу, – сказал Бруно. – Надо экономить.
Минц подошел к этажерке и стал по очереди поднимать листы. Он стряхивал с них пыль и моль… Он зачитался.
Через полчаса он произнес:
– Я не нахожу слов. Каждая строка – шаг человечества в будущее, а вас – в бессмертие.
– Я тебя предупреждала, – сказала мама. – Он нас подведет под монастырь.
– Он утверждает, что времена изменились!
– Как бы они ни менялись, но вечный закон российской жизни остается прежним: не высовывайся!
Сын с матерью поссорились, в ссору вмешалась Мария Семеновна.
Минц временно раскланялся. Он спешил в Международный университет. Ему нужны были адреса заочников, которые получили свои курсовые и дипломы. Надо было спасать многолетний труд странного семейства.
К сожалению, поход Минца не дал результатов. На двери университета висел амбарный замок, а у входа маялись кредиторы.
Огорчению Минца не было границ. Он ринулся обратно на Кривобокую улицу.
У дверей барака его ждала Мария Семеновна.
– Не спеши, Лев Христофорович, – сказала она. – Только что они собрались и ушли.
– Куда? Зачем? Ведь я же сказал, что эпоха непризнания завершилась.
– А они говорят, что им еще пожить хочется. Машинку в рюкзак, бумаги в мешок, а кошки за ними сами побежали.
– Вы должны знать, куда они уехали.
– Мне, Лев Христофорович, дорога память об их папе Василии Генриховиче д’Орбе. Не дам тебе их координатов, хоть пытай, хоть убей. Своей любовью ты их погубишь.
– Можно хоть заглянуть в их комнату? – упавшим голосом произнес Минц.
– Заходи, сделаю для тебя такое одолжение в память о твоих горячих ласках. Но я все равно ее на свое имя перепишу, а что осталось – на помойку.
Минц смутился. Он прищурился, разглядывая Марию Семеновну, но в этой полновесной пожилой женщине не смог угадать своей юношеской жертвы.
Комната была почти пуста. На этажерке лежал забытый конверт с надписью: «Курсовая работа курсанта 2-го года обучения Речного техникума». В нем обнаружилась сжатая скрепкой статья под таким названием: «К вопросу о выведении токсинов из организма».
Минц по привычке заглянул на последнюю страницу. Кончалась статья так:
«Пользуясь нашим методом вывода из организма токсинов с помощью энзима «Ф», можно продлить человеческую жизнь до бесконечности. К моменту завершения настоящего исследования продолжительность жизни подопытных добровольцев Бруно д’О. и его матери Э. С. достигла соответственно двухсот восьмидесяти лет и трехсот двух, что, разумеется, не является пределом».
