Айзек Азимов - Ранний Азимов (Сборник рассказов)
Прихрамывая, Порин поспешил за ним:
— Филип, Филип!
Он остановился в дверном проеме, сраженный отчаянием. Идти дальше он не имел права. Пусть рухнут небеса, но кто-то должен охранять Вечный огонь.
Но… но на что рассчитывал Филип Санат? В измученном мозгу Порина возникли видения той самой ночи, когда пять веков назад легкомысленные слова, драка и стрельба разожгли над Землей пожар, который был потушен лишь человеческой кровью.
Лоара Пол Кейн проводил ночь в одиночестве. Внутренние помещения были пусты, неяркая, голубоватая лампа на простом строгом столе была единственным источником света в комнате. Сухощавое лицо Кейна было залито призрачным светом, подбородок покоился на сложенных руках.
Внезапно его размышления были прерваны: с грохотом распахнулась дверь, и взъерошенный Рассел Тимбалл, стряхнув с себя полдюжины слуг, пытавшихся остановить его, ворвался в комнату. Кейн испуганно схватился рукой за горло; глаза его расширились, на лице отразилось смятение.
Тимбалл успокаивающе поднял руку.
— Все в порядке. Дайте мне только перевести дух. — Он с трудом отдышался, осторожно опустился в кресло и только тогда продолжил: — Ваш катализатор случайно подвернулся мне, лоара Пол… и знаете где? Здесь, на Земле! Здесь, в Нью-Йорке! В полумиле отсюда!
Лоара Пол Кейн, сощурившись, посмотрел на Тимбалла.
— Вы с ума сошли?
— Вовсе нет. Я все расскажу, только не сочтите за труд, зажгите ещё пару ламп. В этом голубом освещении вы похожи на привидение.
Комната озарилась сиянием атомных светильников, и Тимбалл начал, рассказ:
— Мы с Ферни возвращались с собрания. И как раз проходили мимо Мемориала, когда это произошло. Надо возблагодарить провидение, что случай привел нас именно туда и в нужное время.
Когда мы проходили мимо, иэ бокового входа выскочил человек, прыгнул на мраморные ступени центральной лестницы и закричал: «Люди Земли!» Все повернулись и уставились на него, а вы знаете, сколько народу бывает в секторе Мемориала в одиннадцать часов. Не прошло и двух секунд, как он собрал вокруг себя толпу.
— Кто был этот оратор, и что он делал в Мемориале? Ведь сегодня ночь среды, вы же знаете.
— Ну… — Тимбалл замолчал, соображая. — Хорошо, что вы напомнили, получается, он — один из двух Хранителей. И он лоарист — тунику вашу ни с чем не спутаешь. И, вдобавок, он не с Земли!
— Носит желтую орбиту?
— Нет.
— Тогда я знаю его. Это молодой приятель Порина. Продолжайте.
— Он, значит, стоит, — Тимбалл воодушевился собственным рассказом, стоит футах в двадцати над улицей. Вы даже представить себе не можете, как эффектно он выглядел в свете люкситов, озарявших лицо. Внушительное впечатление, но не то, что производят всякие мускулистые атлеты. Он скорее аскет, если вы понимаете, о чем я. Бледное, худощавое лицо, сверкающие глаза, длинные каштановые волосы.
И тут он заговорил! Описать это невозможно; чтобы понять — необходимо слышать самому. Он начал говорить толпе о замыслах ласинуков, да так, что меня в дрожь кинуло. Очевидно, он узнал об этом из надежного источника, так как оказался знаком с деталями… О них он и говорил! Звучало это правдиво и страшно. Даже я стоял, синий от страха, и слушал его, а толпа… уже на второй фразе была покорена. Каждому из них все уши прожужжали о ласинукской опасности, но тут они впервые к этому прислушались.
Он стал поносить ласинуков. Их зверства, их вероломство, их преступления — только он смог найти слова, которые окунули каждого из толпы в грязь, померзостнее венерианских океанов. Каждый раз толпа отвечала на его призывы ревом. «Позволим ли мы продолжаться этому?» — вопрошал он. «Никогда!» — вопила толпа. «Можем ли мы смириться?» — «Нет!» «Будем ли мы сопротивляться?» — «До самого конца!» «Долой ласинуков!» — бросал он. «Бей их!» — выла толпа.
И я вопил так же громко, как и все остальные, совсем позабыв собственное «я»;
Не знаю, как долго это продолжалось. Вскоре неподалеку появились ласинукские патрули. Толпа двинулась на них, подстрекаемая лоаристом. Вы когда-нибудь слышали, как воет толпа, жаждущая крови? Нет? Это самый ужасный звук в мире. Патрульные тоже испугались, поскольку с первого взгляда поняли, что с ними будет, и пустились наутек. Толпа тем временем выросла до нескольких тысяч.
Не прошло и двух минут, как завыли сирены — впервые за сотни лет. Тут я пришел в себя и пробился к лоаристу, который ни на мгновение не прерывал своей проповеди. Нельзя было позволить ему оказаться в лапах ласинуков.
Потом началась сплошная неразбериха. На нас бросили эскадрон моторизованной полиции, но мы с Ферни ухитрились улизнуть, прихватив с собой лоариста, и доставили его сюда. Сейчас он в наружном помещении, связанный и с кляпом во рту, чтобы вел себя тихо.
На протяжении всего рассказа Кейн нервно расхаживал по комнате, то и дело останавливаясь, слушая со все возрастающим вниманием. Крохотные капельки крови выступили на его нижней губе.
— Вы не думаете, — спросил он, — что мятеж может выйти из-под нашего контроля? Преждевременная вспышка… Тимбалл энергично замотал головой:
— Их уже разогнали. Стоило молодому человеку исчезнуть, как толпа утратила весь пыл.
— Убитых и раненых будет много, но… Ладно, пригласите своего юного смутьяна.
Кейн уселся за стол, придав лицу видимость спокойствия. Филип Санат выглядел не лучшим образом, когда преклонил колени перед первосвященником. Его туника превратилась в лохмотья, лицо было разукрашено ссадинами и синяками, но пламя решимости по-прежнему полыхало в неистовых глазах. Рассел Тимбалл глядел на него, затаив дыхание, словно все ещё ощущал действие магии предыдущего часа.
Кейн ласково протянул руку:
— Я уже наслышан о твоей дикой выходке, мой мальчик. Что так сильно на тебя подействовало, что заставило тебя очертя голову ринуться в бой? Это вполне могло стоить тебе жизни, не говоря уже о жизнях тысяч других людей.
Во второй раз за этот вечер Санату пришлось пересказать беседу, которую он подслушал, — драматически и с мельчайшими подробностями.
— Так-так, — произнес Кейн, недобро усмехнувшись, — и ты подумал, что мы ничего об этом не знаем? Мы давным-давно подготовились отразить эту угрозу, а ты был близок к тому, чтобы разбить все наши тщательные приготовления. Своим преждевременным вмешательством ты мог нанести непоправимый вред нашему делу.
Филип Санат залился краской.
— Простите мне мой глупый энтузиазм…
— Вот именно! — воскликнул Кейн. — Однако при должном руководстве ты способен оказать нам серьезную помощь. Твой ораторский дар и юношеский пыл могут творить чудеса при умелом использовании. Согласен ли ты посвятить себя нашему делу?
