Елена Клещенко - Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник)
Краюхин прикинул: Слава нужен ему здесь, без бортинженера никак. Пойти самому? Надо бы, но нельзя. Кто знает, что прикажет Кузнецов.
– Добро, Олег, – сказал Николай, – только не задирайся, ладно?
– Межпланетник Олег Кротов.
– Подполковник Сергей Горбунов.
Последние шаги дались Олегу особенно тяжело: земная гравитация не чета лунной. Отвык за полгода.
– Я присяду, а? – спросил он, и, не дожидаясь разрешения, уселся на землю. Теперь Горбунов смотрел на него сверху вниз.
– Это секретный объект, – сказал он, – вам запрещено выходить за пределы оцепления.
– А я и не собираюсь, – ответил Олег, улегшись и подложив руки под голову. – Садись, подполковник, в ногах правды нет.
Растянувшись во весь рост, он скосил единственный глаз на офицера, выражая по мере способностей дружелюбие.
– Хорошо-то как, а! И небо такое голубое, не то что на Луне. Знаешь, там иногда не веришь в то, что Земля существует… Сергей, мы ведь не будем стрелять друг в друга, а?
– Для вашей безопасности будет лучше, если вы покинете район. И не сомневайтесь в том, что я исполню приказ.
– Послушай, Сергей, – проникновенно сказал Олег, – мы знаем, что Боголюбов здесь. И председатель ГКМПС знает, фотографии стратоплана уже у него. А скоро и другие узнают – видел истребитель? Думаю, через полчаса-час здесь объявятся военные. Вокруг них тоже выставишь оцепление? А на орбите у нас – «Академик Королев». Можем свистнуть ему, если что. Короче, Сергей, замять такое дело вряд ли удастся. Я, конечно, не большой знаток партийной жизни, но думаю, пленум заинтересуется тем, что здесь происходит. Слишком много шума.
Кротов, кряхтя, поднялся на ноги.
– А насчет оцепления будь спокоен – мы за него не сунемся. Нам это не нужно.
Он выпрямился.
– Ну все, я пошел.
Олег подумал, не протянуть ли подполковнику руку. «Не стоит, – решил он, – пожалуй, будет перебор».
– Удачи тебе, Сергей, – попрощался Кротов.
Подождав, пока он отойдет, Горбунов рявкнул в рацию:
– Федюкин, дай мне Москву.
– Алексей Дмитриевич, – в голосе секретарши слышалось волнение, – товарищ Зайков у телефона.
– Спасибо, Ирина, – ответил Кузнецов, чувствуя, как спадает напряжение. Все, это победа, осталось только ее оформить. Если Зайков хочет с ним говорить, это означает одно – он не может разрешить проблему сам.
Ответив на сухое приветствие, Кузнецов сразу перешел к делу:
– Сергей Владимирович, мне сообщили о технической неисправности стратоплана, на котором член Политбюро товарищ Боголюбов летел в Москву. Думаю, «Юрий Гагарин» способен вовремя доставить товарища Боголюбова в столицу. Посадочная площадка в Жуковском может принимать планетолеты такого класса…
«…Минувший пленум ЦК КПСС запомнился неожиданной отставкой председателя КГБ Сергея Зайкова и ярким выступлением Владимира Боголюбова, предложившего конкретный план по внедрению достижений науки и техники во все отрасли народного хозяйства. По мнению экспертов, на предстоящем съезде партии состав Политбюро будет серьезно обновлен, и сторонники Боголюбова получат перевес. Запад уже предвкушает поражение «старой гвардии», однако советологи предостерегают: несмотря на стремление освободиться от партийной опеки и всевидящего ока КГБ, молодые советские руководители убеждены в неизбежном торжестве коммунизма едва ли не больше своих противников. Подтверждением такой точки зрения служит развернувшаяся в Академии наук дискуссия о создании на базе СССР Союза Советских Коммунистических Республик. Вполне возможно, в скором времени Запад ожидает новая волна идеологической экспансии с Востока. Смогут ли демократии Старого Света и Америки противостоять ей – вопрос, на который пока нет ответа…»
Борис Богданов
Пятая безымянная
– Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал – до вас и без вас, – а вы не догадываетесь об этом…
Аркадий и Борис СтругацкиеПриветствую тебя, дружище!
Прости, что отправляю письмо столь экстравагантным манером, в обход аппарата Мирового Совета. Люди любопытны, и часто слишком близко к сердцу принимают идеи покойного Бромберга. Вещам, о которых пойдёт речь, противопоказана огласка. Комов обещал молчать. Учитывая твой интерес к последнему визиту Тойво, тайну он сохранил. А потом… уже не успел.
Глупо и опасно тянуть до последнего. я расскажу всё, кроме вещей личных или не имеющих отношения к предмету.
Почему он выбрал Малую Пешу? Не знаю. Сентиментальность? Возможно. В других обстоятельствах я бы с удовольствием это обсудил. Но не сейчас, значит – никогда.
Итак, ранним утром 31 мая 22** года я вышел из метро возле коттеджа, знакомого Тойво по временам Большого Откровения. Местечко вышло из моды, дома стояли пустыми, климат-генератор не работал, поэтому меня сразу атаковали орды местных комаров, огромных и злых. Это не летуны средней полосы, милые и деликатные создания, это бескомпромиссные воины и добытчики… Странное, должно быть, зрелище – столетний старик, вращающий руками, как мельница.
Жаль, я не озаботился репеллентом. Не пришло в голову, что на Земле, вблизи финиш-точек метро, возможны такие комариные места. я поднялся на террасу, и кровососы сразу отстали, словно вдоль перил пролегла невидимая граница.
Тойво ждал меня. Он не изменился за годы, хотя что мы знаем про течение Их времени?
Странный вышел разговор. Нет, Глумов не выглядел рассеянным или невнимательным и не собирался исчезать. Просто набегала изредка на его лицо тень удивления. Не знаю, можно ли этим гордиться, но он явно испытывал ко мне пиетет. Так гениальный математик, наверное, относится к Учителю, преподавшему ему когда-то азы сложения.
– А ведь за мной должок, шеф, – сказал вдруг он. – Вы помните?
Я помнил. я помнил об этом всегда после Большого Откровения и их ухода. О чём немедленно сообщил.
Почему Тойво решил заполнить те лакуны? Ведал ли об этом Логовенко, или среди метагомов исчезло само понятие подчинённости? Не знаю. Стёртые куски касались в основном судеб присутствующих, но нас интересует конец разговора. Вернее, демонстрации.
Я оформил её в виде реконструкции. Ты помнишь это моё увлечение, да?
Реконструкция.
20** год, Земля, город Н.
Сопровождение брать не стали, отправились на машине Свенсона. «Ни к чему, – сказал он, – это приватный визит». За окном медленно тянулась набережная, недоуменно выглядывала из-под снега сочная зелень пальм, а за парапетом лениво колыхалось серое море.
