Сергей Панченко - Апокалипсис «Фунги» (СИ)
— Зачем это вам?
— Понимаешь, сейчас многие люди ищут друг друга, и я пытаюсь систематизировать это. Столько полных тезок у нас, что иногда возникают путаницы. Имея на руках биографию человека уже можно с уверенностью сказать того ли ищут. Да и вообще порядок должен быть в этом деле. Ты сам то никого не ищешь?
— Отец у меня пропал. Но я думаю, что его убили еще в самом начале. Мы с ним разминулись, когда на наш лагерь напали. Жизнь меня так помотала, что я уже и забыл, что у меня были родители.
— Не у тебя одного. Многим из нас досталось. Но многие живы, хотя их и считают мертвыми или зараженными. Поэтому мою работу считают необходимой. — Сергей Борисович внимательно посмотрел на меня. — Ты как себя чувствуешь, готов вписать свое имя в историю?
— Вроде готов. — На самом деле теплый бульон делал свое подлое дело. Мне снова хотелось спать.
— Тогда приступим. — Сергей Борисович придвинул стул к столу и занес руки над печатной машинкой. — Фамилия, имя, отчество, место и дата рождения…
Я давал ответы на задаваемые мне вопросы. Через пять минут, под однообразный стук печатной машинки я начал засыпать.
— Ну, ладно, потом продолжим. — Последнее, что я услышал от Сергея Борисовича перед тем как уснуть. Я был безмерно ему благодарен за понимание.
Просто не передать словами насколько я чувствовал себя хорошо в этой маленькой комнатке. Мне ничего больше не хотелось от жизни. Я так боялся, что у меня снова могут отобрать этот подарок судьбы, что с ужасом ждал дня, когда меня будут рассматривать на комиссии. Безопасность и уверенность в завтрашнем дне наверное самые основные категории человеческого комфорта. Дискомфорта я вкусил с лихвой, так что имею понятие о чем говорю.
На пятый день моего нахождения в «Элеваторе» мне была назначена комиссия. Раньше, ее члены были заняты делами и никак не могли собраться вместе. Сергей Борисович сказал, что в комиссию входят специалисты из разных областей нашей жизни. У каждого есть свои вопросы и своя категория оценки. Вместе они определяют где человек будет наиболее полезен, и будет ли он вообще полезен. Только представьте мое состояние перед этой комиссией. Я не спал всю ночь, придумывая ответы на вопросы, которые, как мне казалось, обязательно зададут.
Сергей Борисович вывел меня на улицу впервые с тех пор, как я здесь очутился. Весна уже вошла в полную силу. Кругом стояли лужи, но мы шли по кирпичной дорожке. Уверен, что она появилась здесь после катастрофы. Душа моя была не на месте и я все время пытался узнать что-нибудь об этой комиссии, чтобы иметь возможность быстрее им понравиться. Сергей Борисович отделывался общими фразами.
— Какие вопросы они задают обычно?
— Узко специализированные, чтобы сразу понять насколько ты знаешь свою работу.
— Я на инженера вообще учился, автомобильного хозяйства. — Этот факт я сообщал Сергею Борисовичу уже раз двадцать, но мне все равно казалось, что он этого не понял. — О чем они меня тогда спросят?
— Сергей, я не знаю. Я ничего в автомобилях не понимаю. Успокойся, все будет хорошо.
— Вы так думаете? А какой процент людей отсеивается, и каким специальностям отдается предпочтение?
— Терпение, мой друг. Скоро сам все узнаешь.
Сергей Борисович открыл дверь старого здания и втолкнул меня в его коридор. Длинный коридор с окнами по левой стороне и дверями по правой. В помещение стоял такой же запах, как у нас в школе. Я снова невольно почувствовал себя учеником трясущимся перед экзаменами. Только на кону была не пятерка, а целая жизнь.
Наши шаги гулко отдавались в пустоте коридора. Меня подташнивало от волнения. Наконец мы остановились перед дверью. Сергей Борисович дружески похлопал меня по плечу и приоткрыл дверь. Ноги у меня подкосились.
— Проходи, не бойся, все будет хорошо.
И я пошел. От волнения я не смотрел на людей сидящих за столами. Передо мной стоял стул, на который мне нужно было сесть. Я дошел и сел на него. Положил руки себе на колени. Кисти тряслись как у хронического алкоголика. То же самое думаю было и с моей нижней челюстью. Наверняка она ходила ходуном.
— Здравствуйте Сергей. — Донесся до меня женский голос. — Не волнуйтесь так, возьмите себя в руки, иначе мы не сможем составить о вас правильное представление.
— Ага, хорошо! — Сказал я трясущимися губами.
Я посмотрел на говорящую женщину. Жуткий контраст с теми людьми к которым я уже привык. Для нее словно и не было катастрофы. Хорошо одетая, в очках, с прической. Можно было снимать фильм про события недавнего прошлого. Мужчины из комиссии выглядели не хуже. Без следов измождения, в нормальной одежде, со спокойным взглядом. Они все смотрели на меня.
— Сергей. — Произнес один из мужчин. — Скажите, какое ваше основное умение, что вы умеете делать лучше всего?
— Я закончил университет по специальности инженер автомобильного хозяйства. Успел немного поработать… ну, перед этим всем.
— Понятно. Разбираешься ли ты еще в чем-нибудь кроме автомобилей? Были ли у тебя какие-нибудь хобби, которым ты посвящал много времени?
— Я не совсем понимаю? — Честно признался я.
— Нас интересует твое внутреннее желание, душевное, заниматься тем, что приносит тебе радость и удовлетворение. — Пояснила женщина в очках.
— Ну, я любил друзьям мопеды ремонтировать. Разбирал собирал их по сто раз.
— Прекрасно, значит образование вы получили по своим душевным пристрастиям. Мужчины, задавайте вопросы юноше, оцените глубину его познаний в вашей технике.
По ее интонации я понял, что эта женщина главная в комиссии. На меня посыпался шквал технических вопросов. Все они были прикладного свойства, без всяких теоретических допущений. Я даже успокоился, так как был в этой теме, как рыба в воде.
В дверь постучали.
— Простите, коллеги за опоздание, на третьем насосе манжеты посрывало, песок пошел. Свод ни с того ни с сего обвалился. — В помещение вошел мужчина.
Что я ощутил в этот момент не передать словами. Этот мужчина был мой отец. Он ничуть не изменился. Ну, может седых волос прибавилось. Это был он, точь-в-точь тот самый, мой папка. Я встал со стула. У меня снова затряслись руки. Отец вдруг поймал мой взгляд и удивленно посмотрел. Комиссия затихла. Отец смотрел на меня и никак не мог понять, кого он видит перед собой. В этот момент я понял насколько сильно отличался от себя того, каким он меня помнил.
— Пап, пап это я, Сергей. — Сказал я сквозь слезы.
Он еще мгновение неуверенно меня рассматривал, а потом бросился ко мне через столы и стулья. Отец подскочил и обнял меня, оторвал от земли как пушинку. Отстранил от себя, чтобы разглядеть, а потом снова прижал. По его лицу текли слезы, он что-то бормотал про мою худобу и загорелость. Я тоже рыдал и говорил ему, что он хорошо выглядит. Комиссия встала и молча вышла, оставив нас вдвоем.
