Айрис Мердок - Единорог
-- Хорошо, -- сказал Эффингэм, которому все больше хотелось спать, -может, вы и правы относительно нее. Здесь есть что-то необычное, что-то духовное. Это исключительное спокойствие...
-- Спокойна мышка, пойманная кошкой! -- резко бросила Алиса у него за спиной. Она зашла так тихо, что ее не заметили.
Алиса обошла вокруг стола и с шумом поставила поднос между двумя мужчинами.
-- Вот ваш чай. Я нашла эту вербену, что Эффи привез из Франции. Надеюсь, она хорошая, хотя и старая как горы.
ГЛАВА 13
Дорогой Эффи!
Возвращайся поскорее, без тебя в офисе ад. Когда ты здесь (забавная вещь, она открылась мне только сейчас и, возможно, связана с тем, что ты блестящий администратор), когда ты здесь, кажется, что ты целый день ничего не делаешь (дерзкие слова твоего подчиненного). Но как только ты уезжаешь, все разваливается (нас это беспокоит и выбивает из колеи). Мы будто перестаем понимать, зачем приходим сюда по утрам, садимся за эти столы и перебираем бумаги. Без тебя все это кажется абсурдным, и, возможно, вернувшись, ты обнаружишь, что все мы исчезли, офис опустел и телефоны звонят в пустых комнатах. Это я пытаюсь объяснить, как ты, конечно, поймешь, мое собственное психологическое состояние, хотя не только мне тебя здесь не хватает, существует множество вопросов, с которыми сотрудникам других отделов не к кому обратиться, кроме тебя. Твой ящик для входящих бумаг -это картинка. Бедняжка!
Как одинокая леди из замка Гэйз? Я, как ни странно, все больше привязываюсь к ней. Она мне даже приснилась. Может, мне napisat" ей письмо, начинающееся словами: Ну ладно, ладно! Однако я искренне надеюсь, что с ней все в порядке и ты целомудренно развлекаешь ее, что, несомненно, доставляет ей удовольствие. И если в моем почтительном интересе к твоему приключению есть доля недоброжелательности, я уверена, ты не захочешь отказаться от этой небольшой дани. Мне только жаль, что я не обнаружила твои особенности немного раньше.
Искусство и психоанализ придали жизни форму и смысл, вот почему мы поклоняемся им, но жизнь сама по себе не имеет ни формы, ни смысла, к такому выводу я пришла сейчас, исходя из собственного опыта. Завидую тебе, твоей способности к невинным романтическим историям. Я купила свою свободу дорогой ценой за четыре года глубокого анализа, тогда как ты, кажется, родился если и не совершенно свободным, то почти с равноценным качеством -- со способностью взбадривать себя бесконечными маленькими историями. Не сердись на меня! И возвращайся поскорее, а то выставка Рубенса закроется. Без тебя я хожу туда каждый раз во время ленча. Ты можешь себе представить более великого человека, одаренного худшим вкусом? Не прельщайся идеей похитить свою принцессу, Эффингэм. Сказки обычно утаивают от нас, что это всегда оказывается ошибкой. Шлю свою обычную любовь, более чем обычно твоя
Элизабет.
Эффингэм прочел письмо и поспешно сунул его назад в конверт. Оно привело его в раздражение. Почему умные женщины всегда так глупы? Он никогда не встречал умной женщины, которая в то же время не была бы слишком чувствительной, нервной и глупой. Элизабет могла быть очень серьезной в отношении многих предметов, но, как только дело касалось ее чувств, она внезапно становилась лукавой и обостренно проницательной. До чего же он ненавидел этот проницательный, хитрый тон.
Ход мыслей привел его к мисс Тэйлор. Он должен был давать на следующий день первый из обещанных ей, к несчастью, уроков греческого. Он был бы рад отказаться от этой идеи и полагал, что мисс Тэйлор тоже тактично бы забыла его обещание, но Алиса настояла. Упорно желая доставить себе как можно больше боли, укоризненно глядя на Эффингэма, она заявила, что, конечно же, этот чудесный план должен быть осуществлен. Это будет так хорошо dlia них обоих, не правда ли? Неумные женщины могут быть тоже очень глупыми. Возможно, все женщины глупы. Но конечно, не Ханна. В глубине сознания смутно и непроизвольно промелькнула мысль, что Ханна не совсем женщина. Нет, конечно, он не то хотел сказать, она, разумеется, женщина. Эффингэм с раздражением вспомнил замечание Элизабет, что он по-настоящему боится женщин. К бедняжке Элизабет так и не вернулся здравый смысл после этого анализа.
Он выглянул в окно и увидел Пипа Леджура с рыболовными принадлежностями, направлявшегося вверх по холму, его болотные сапоги свешивались через плечо. Было глухое послеполуденное время. Макс, который терпеть не мог этот час, только что удалился отдохнуть, процитировав Эффингэму стихотворение Алкмена о сне, Эффингэм всегда соотносил его с ночью. Он бормотал стихи сейчас, рассматривая их как основание для таинственной и зачарованной сиесты. День был таким жарким и тихим, что казался совсем южным. Вершины гор и глубокие ущелья, деревья, пчелы с широкими крыльями -- все спали, как волшебные создания вокруг замка спящей красавицы. Алиса, несомненно, тоже спала, как и прекрасные рыжеволосые горничные. Он мимолетно представил Кэрри. Дом молчал рядом с безмолвным морем. Только Пип, богохульно как всегда, наперекор всем бодрствовал и что-то беспечно замышлял. Видя, как он уходит, Эффингэм почувствовал немедленное раздражающее желание последовать за ним и воспрепятствовать ему. Он знал из разговора за ленчем, что Пип собирался ловить форель над Дьявольской Дамбой. Он решил последовать за ним и задать наконец те вопросы, которые дома было так трудно и жестоко облечь в слова. Во всяком случае, пришло время загнать в угол уклончивого, порхающего и насмешливого Пипа, прижать и каким-то образом заставить объясниться.
Этим утром Эффингэм проснулся с неприятным чувством, которое частично отнес на счет алкоголя, а частично на счет разговора с Максом накануне вечером. Он все еще не мог понять, почему даже легкий намек на возможность установления Максом прямой связи с Ханной вызывал у него отвращение. Он ценил интерес старика к его истории и радовался ему, но ему было важно сохранить свою собственную оценку, чтобы все осталось именно рассказом. Он не возражал, а даже наслаждался тем странным обстоятельством, что Макс и Ханна как-то общались, поскольку их общение осуществлялось через него. Но он не хотел, чтобы у Макса poiavilsia независимый взгляд на ситуацию. Возможно, не следовало поощрять старика, может, ему вообще не следовало говорить с ним о Ханне. Эти разговоры были слишком абстрактны, они принадлежали к миру книги Макса, и Эффингэм чувствовал с каким-то холодящим опасением, что он не хочет переносить образ Ханны в этот мир. Поэтому сегодня у Эффингэма возникло обдуманное желание перевести все на более примитивный уровень, и мысль догнать и расспросить Пипа привлекла его своей детективной основой.
