Филип Дик - Свободное радио Альбемута.
— Но у вас нет документальных доказательств, — прервал его я.
— Зато мы знаем многие детали. Слушатели воспримут их на подсознательном уровне.
— И вы зальете этой информацией всю Америку?
— Именно.
— И в одно прекрасное утро все проснутся и начнут петь: «Красный Фримонт, красный Фримонт, Белый дом не для тебя!»
Николас кивнул.
— Из миллиона глоток. Из пятидесяти миллионов. Из двухсот миллионов глоток. «Красный Фримонт…»
— Это вовсе не шутка, — резко оборвал меня Ник.
— Еще бы, — сказал я. — Какие уж тут шутки. Речь идет о наших жизнях. Правительство изготовит любые фальшивые документы, чтобы опровергнуть тебя — если, конечно, вообще обратит на это внимание.
— Все данные абсолютно правдивы. Фримонт — агент Москвы. По сути дела, идет скрытый коммунистический переворот, бескровный и незаметный. Мы располагаем фактами.
— Вот это да! — До меня начинал доходить смысл. — Неудивительно, что Советский Союз не критикует нашего президента.
— Он им по вкусу.
— Что ж, действуй.
— Ты согласен? — Николас пристально посмотрел на меня. — Я должен был рассказать тебе все. Она так считает.
— А Рэйчел ты рассказал?
— Собираюсь.
— У Джонни будут другие родители, — сказал я. И подумал, что кому–то другому придется написать великий научно–фантастический роман. — Действуй, — повторил я. — Изготовьте миллион дисков. Два миллиона. Отошлите по экземпляру каждой американской радиостанции. Отправьте их в Канаду, в Европу, в Южную Америку. Продавайте диски за восемьдесят пять центов. Раздавайте их в супермаркетах. Оставляйте у дверей. Благословляю вас. Если хотите, я вставлю этот материал в свой новый роман.
— Нет, этого мы не хотим, — отозвался Ник.
— Вами руководит ВАЛИС? Он направляет ваши действия?
— ВАЛИСа больше нет, — ответил Николас. — Его поразила ядерная боеголовка.
— Знаю, — сказал я. — Тебе его не хватает?
— Более, чем я могу выразить словами. До конца жизни я не услышу его, не услышу ИИ–оператора.
— Старина Мояшка, — заметил я.
— Как славно быть ведущим астрофизиком и сбивать с орбиты все объекты, которые ты не смог постигнуть и объяснить.
— Тем не менее данные о Фримонте вы получили.
— Да, мы их получили, — подтвердил Ник.
— Ты теперь в Арампрове, — сказал я, догадавшись, какая организация кроется под этим «мы».
Николас кивнул.
— Ко мне приходила Вивиан, — сказал он.
— Вивиан? С какой целью?
— Расспрашивала о записи, над которой мы работаем.
— Так им уже все известно!
— Я намерен вручить ей образец без нашего материала. Может, это даст нам время выпустить настоящий диск.
— Они придут и возьмут штампы.
— Среди них будут чистые.
— Но они возьмут все.
— Мы рассчитываем, что они возьмут только один — в качестве образца.
— Вы обречены, никаких шансов у вас нет, — сказал я.
— Возможно. — Николас не стал возражать.
— Донкихотская атака на режим, вот что это такое. Впрочем, они все равно до нас доберутся. И кто знает, может, какой–нибудь «дановец» услышит вашу запись, узнает правду и задумается. Хотя бы на мгновение… Иногда идеи овладевают людьми по совершенно непонятной причине. А иногда наоборот: все знают правду, но она оставляет людей равнодушными. И причина этого столь же непонятна. В любом случае ты уже слишком далеко зашел, чтобы останавливаться, разве не так? Поэтому делайте свое дело как можно лучше. Когда «дановцы» прослушают диск, ваша инфомация проникнет в их мозги, и только это уже принесет успех. Ведь чтобы узнать, что вы натворили, им придется прослушать всю запись, и даже если ее больше никто не услышит…
— Значит, ты не против того, что я втянул тебя в это дело? Я рад.
И мы пожали друг другу руки.
«Ангелы» выиграли. Мы с Николасом вместе покинули стадион, сели в его зеленый «маверик» и двинулись в сторону Пласентии.
Перед нами затормозил синий лимузин. В тот же момент позади нас замигал красным сигнальным огнем полицейский автомобиль.
— Меня вынуждают остановиться, — сказал Ник.
Когда мы притормозили у обочины, из синего лимузина выскочили люди в форме специального подразделения ДАН. В мгновение ока один из них оказался перед нашей машиной и направил пистолет Николасу в голову.
— Не двигаться! — приказал он.
— Я не двигаюсь, — ответил Ник.
— Что… — начал было я, но замолчал, когда ствол пистолета уперся мне в бок.
Через считанные секунды нас с Николасом затолкали в синий автомобиль, двери захлопнулись и автоматически заблокировались. Лимузин развернулся и помчался по направлению к штаб–квартире ДАНа в округе Орандж. Мы с Ником оба это поняли — полицейские могли нам и не говорить.
— Что мы сделали? — спросил я, когда автомобиль въехал в подземный гараж.
— Вам скажут, — ответил один из полицейских, жестом приказав выходить из машины. Они по–прежнему держали в руках пистолеты, и вид у них был свирепый и угрожающий. В жизни своей не видал лиц, до такой степени искаженных ненавистью.
Вылезая из машины, Николас сказал мне:
— По–моему, за нами следили на стадионе.
Мной овладел страх. Неужели они могли записать наш разговор на стадионе в разгар бейсбольного матча? В толпе людей?
Нас повели по сырому темному тоннелю с бетонными стенами, потом по наклонному пандусу мы подошли к лифту и какое–то время стояли, прежде чем войти в него. Полицейский нажал кнопку на пульте, и через мгновение мы очутились в ярко освещенном зале с натертым до блеска паркетом. Затем нас ввели в просторный кабинет.
Вокруг стояли и сидели «дановцы», включая Вивиан Каплан и какого–то большого полицейского чина — судя по нашивкам и золотым шнурам на мундире. Вид у них был зловещий.
— Буду с вами откровенна, — заговорила Вивиан Каплан. — Мы прикрепили записывающий прибор к вашему костюму, Николас, когда вы стояли в очереди за билетами на стадион. И записали вашу беседу во время матча от первого до последнего слова.
— Я уже распорядился опечатать помещение «Новой музыки», — сказал высокий полицейский чин хриплым голосом. — Никаких записей больше не будет. Все кончено, мистер Брейди. С минуты на минуту арестуют и вашу сообщницу.
Мы с Николасом молчали.
— Вы намеревались включить в запись воспринимаемую на подсознательном уровне информацию, утверждающую, что президент Фримонт является агентом коммунистической партии. Это так? — спросила Вивиан. В ее голосе звучало сомнение.
Николас не ответил.
