Филип Дик - Небесное око
Игла острой жалости пронзила Джека. Бедняжка!.. Ей ведь непонятно случившееся!
Толстая, приземистая фигура смотрела на него с порога. Несмотря на предупреждение, Джека потрясло увиденное. Сходства с Маршей у фигуры почти никакого. Неужели это раздувшееся чудовище – его жена?!.
Слезы текли по ее шершавым щекам.
– Что… что мне делать? – прошептала она.
Вскочив с дивана, Джек подбежал к жене.
– Это долго не продлится, уверяю тебя! Подобное произошло не только с тобой. Лоуз еле волочит ноги… И говорит с негритянским акцентом.
– Какое мне дело до Лоуза! Ты лучше на меня посмотри!
Происшедшие перемены могли впечатлить кого угодно. Прежде шелковистые каштановые волосы теперь висели тусклой паклей; кожа стала серой и угреватой. Тело невероятно расплылось вширь. Огрубели и распухли руки; ногти расслоились и почернели. А ноги превратились в две белые колонны, пораженные плоскостопием и обросшие мерзкой волосней. Одета Марша тоже весьма странно: свитер грубой вязки, заляпанная юбка из твида, теннисные туфли… с торчащими грязными носками. Гамильтон оглядел жену со всех сторон.
– Что ж, выходит, я абсолютно прав.
– Это Бог, наверно…
– К Богу это не имеет никакого отношения. Скорее наоборот. Имеется тут некий ветеран войн по имени Артур Сильвестр. Спятивший солдафон, уверовавший фанатично в свои шизоидные религиозные заморочки. А люди вроде тебя для него опасные радикалы. У старика весьма конкретное представление насчет того, как должен выглядеть радикал. Особенно молодая, радикально мыслящая дама вроде тебя.
Грубое лицо Марши исказилось болью.
– Я выгляжу как… как отрицательный герой мультфильма.
– Ты выглядишь так, как воображает себе Сильвестр. Он также думает, что негры непрерывно шаркают подошвами. Так что нам, я думаю, несладко придется… Если мы не выберемся из мира идиотских фантазий Артура Сильвестра как можно скорее, то нам конец.
Глава 8
Воскресным утром Джека разбудили шум и грохот, царившие в доме. Сразу припомнилось загадочное предсказание Лоуза о каком-то недобром событии, ожидавшем их в начале Божьего дня.
Из гостиной неслись рев и скрежет. Гамильтон очертя голову бросился туда и обнаружил, что телевизор непонятно как включился и экран не только ожил, а, похоже, взбесился. Картина представляла собой сумбурную круговерть красных, синих и пурпурных пятен. Из динамиков шел девятый вал убийственного рева – наверное, такие звуки должны нестись прямо из адских пределов.
Постепенно до Джека дошло, что это, скорее всего, воскресная проповедь самого Тетраграмматона.
Выключив телевизор, он прошлепал обратно в спальню. Несчастная Марша свернулась в кровати бесформенной грудой, уклоняясь от солнечного света, бившего в окно.
– Пора вставать, – сказал ей Джек. – Разве ты не слышишь, как Всевышний вопит в гостиной?
– О чем? – недовольно пробормотала Марша.
– Да ничего особенного. Покайтесь – или будете вечно прокляты. Декламация для улицы.
– Не смотри на меня! – взмолилась Марша. – Отвернись, пока я одеваюсь. Господи, какая я теперь уродина!
В гостиной снова на полную мощность включился телевизор. Никто не пытался больше прерывать эту вселенскую ругань. Стараясь не слушать и не слышать, Джек ушел в ванную и занялся бесконечным умыванием и бритьем.
Когда он вернулся в спальню и стал одеваться, у входа раздался звонок.
– Они уже здесь, – напомнил Джек Марше.
Жена, отчаянно пытаясь привести в порядок волосы, простонала:
– Не могу их видеть. Пусть они уйдут.
– Милая, – решительно сказал Джек, шнуруя ботинки, – если ты хочешь вернуть свой настоящий облик…
– Вы дома аль нет? – раздался голос Билла Лоуза. – А, понял, щас дверь толкну…
Гамильтон поспешил в гостиную. Там уже топтался Лоуз. Руки его болтались как плети, глазные яблоки вылезли из орбит, колени полусогнуты. Он комично дернулся навстречу Гамильтону.
– Видок у тя в порядке, – заметил он Джеку. – Глянь-ка, миня доконало… Этот ваш долбанутый мир миня в хлам раздолбал.
– Ты специально так болтаешь? – строго спросил его Джек, не зная, забавляться или злиться.
– Спе… сьяльно?.. – Негр остолбенело уставился на Джека. – Чаво изволите, масса Гамильтон?
– Либо ты полностью в руках у Сильвестра, либо ты самый большой циник, какого я знаю.
Глаза Лоуза неожиданно сверкнули.
– В руках у Сильвестра? Что ты имеешь в виду? – Акцент его исчез. – А я-то думал, что это само Его Непреходящее Величество.
– Значит, акцент – только игра?
У Лоуза в глазах блеснула усмешка.
– Я сильнее, чем он, Гамильтон… Он здорово давит, чистое наваждение, но в счете веду я.
Он заметил Маршу:
– Кто это?
Джек смутился:
– Моя жена. Напасть ее просто одолела.
– Господи Иисусе, – прошептал Лоуз. – Что будем делать?
Звонок в двери вновь вывел резкую трель. Марша с громким рыданием бросилась в спальню. Теперь появилась мисс Рейсс. Строгая, уверенная, она прошагала в гостиную; на ней был серый деловой костюм, туфли на низком каблуке и очки в роговой оправе.
– Доброе утро! – возгласила она быстрым стаккато. – Мистер Лоуз мне сообщил…
Вдруг она удивленно оглянулась на телевизор:
– У вас тоже?
– Конечно. Он всем жару задает.
Мисс Рейсс явно испытала облегчение.
– А я подумала, что он меня одну избрал.
В приоткрытую дверь неожиданно вполз, скрючившись от боли, Макфиф.
– Всем привет, – пробормотал он.
Еще более вздувшаяся щека была забинтована. Шея обернута белой повязкой, концы которой засунуты под ворот рубашки. Осторожно ступая через гостиную, Чарли подошел к Гамильтону.
– По-прежнему плохо?.. – сочувственно спросил его Джек.
– По-прежнему, – печально опустил голову Макфиф.
– Итак, в чем дело? – повысила голос мисс Рейсс. – Мистер Лоуз сказал, что вы собираетесь нам нечто сообщить. Что-то об этом странном, все еще продолжающемся заговоре…
– Заговоре? – переспросил с беспокойством Джек. – Вряд ли подобное слово здесь уместно.
– Согласна! – с жаром поддержала его мисс Рейсс. – Обстоятельства далеко превосходят рамки обычного заговора.
Гамильтон не стал спорить. Подойдя к спальне, где заперлась Марша, он нетерпеливо постучал:
– Выходи, дорогая. Пора ехать в госпиталь.
После томительной паузы Марша появилась в дверях. Она надела просторную пелерину и джинсы, а волосы, в попытке хоть как-то прикрыть их безобразие, собрала в узел под красной косынкой. Косметикой она пренебрегла – в теперешнем положении это было бы глупо.
– Я готова, – грустно сказала она.
***
Гамильтон припарковал «плимут» Макфифа на госпитальной автостоянке. Когда все вышли и направились к подъезду, Билл Лоуз спросил:
