Юрий Тупицын - Синий мир (Сказка о любви, ХХIII век)
У горла речной петли, где русло Елшанки сближалось само с собой метров до двухсот, рос не очень старый, но величественный дуб, разросшийся, как и многие другие его сородичи, не столько ввысь, сколько вширь. Перед дубом расстилался заливной луг с настоящей, вовсе не степной травой, с ромашками, колокольчиками, гвоздичками и другими луговыми цветами. Конечно, этот луг был далеко не так богат цветами и травами, как его собратья на Оке, местами в него внедрялись пятна типчака и полыни, но все-таки это был самый настоящий луг, на нем росли очень ароматные и вкусные в жарке луговые опята. Возле дуба и размещался бивак торнадовцев. Этот дуб, филин-леший со щегольскими ушами и по-человечески мудрыми глазами, река, изогнувшая свое текучее теле подобно тетиве туго-туго натянутого лука, чисто русское разнолесье и разнотравье, и все это буквально в нескольких шагах от иссушенной полупустыни, начинавшейся на другом берегу реки, навевали сказочные, пушкинского настроя мысли. С легкой руки Клима елшанский бивак стали называть еще и лукоречьем. Чтобы довершить сходство этого лукоречья с пушкинским лукоморьем, тот же Клим где-то раздобыл и приделал к дубу массивную золотую цепь с пустым, увы, ошейником для отсутствующего ученого кота и выгравированной на нем надписью "Собственность экипажа "Торнадо". Цепь, целой и невредимой, висела на дубе несколько лет, наглядно демонстрируя своей сохранностью изменение отношения людей к ценностям окружающего мира. Клим утверждал, что кот возле дуба появится сам собой, и сам же нацепит на себя ошейник, прежде чем заводить песни и говорить сказки. Появилась же русалка! Правда, не на ветвях дуба, а в реке громадная щука, которая, по словам Алексея, высунув из воды голову, долго разглядывала бивак своими огромными, как чайные чашки, глазами. Инженеру не поверили, и потому, что он вообще любил пошутить, и потому, что рыбаки склонны к сочинительству. Но потом эту щуку, время от времени, видели и другие торнадовцы. Наверное, она заплывала сюда из Урала по каким-то сугубо своим, щучьим делам. Конечно, глаза у нее были куда как меньше чайных чашек, но все-таки страшновато-большими - щука была в рост человека. Настоящая русалка!
На биваках, подобных елшанскому, экипажи патрульных кораблей обычно собирались перед окончанием земных каникул. Собирались для того, чтобы стряхнуть с себя пыль развлечений и бремя земных забот, восстановить растерянные за время отдыха связи, почувствовать локоть друг друга и снова слиться в то многоликое, но цельное единство, которое и представляет собой летный экипаж. Нет ничего лучше для такого вроде бы простого, но на самом-то деле тонкого процесса, чем уединение ни лоне природы и примитивное бытие с заботами о топливе для костра, воде для питья и хлебе насущном через охоту, рыбную ловлю и собирательство дикорастущих даров природы. Но нет правил без исключений. Каникулы, последовавшие за рейдом на Орнитерру, у торнадовцев не только завершались, но и начинались с отдыха на Елшанке. Такова была рекомендация врачей, обеспокоенных возможными последствиями воздействия на людей геновируса колибридов и уповавших на универсальную целительность естественного, приближенного к природе и самим истокам происхождения человека житья-бытья. Приглашая на Елшанку Лену, Лобов резонно полагал, что рекомендации, данные врачами Алексею и Климу, в еще большей мере относятся и к ней самой. Что касается Алексея, то пребывание на Елшанке было для него полезным не только по медицинским соображениям. До недавнего времени Алексей был женат на Марии Розари - смуглокожей красавице, работавшей модельером-конструктором верхней одежды в Доме моделей Валдайского мегаполиса. История искренней, но бестолковой любви Алексея и Марии тянулась долгих шесть лет и закончилась в конце концов разрывом. Собственно, и в составе экипажа "Торнадо" Алексей Кронин появился не только по призванию к трудному делу патрульной работы, но и под давлением личных неурядиц в своей запутанной семейной жизни. Но и бегство в дальний космос с Центральной лунной базы, где Алексей работал настройщиком гиперсветовых двигателей, не помогло! Бестолковая любовь с разрывами и примирениями, и то, и другое провоцировала Мария, будто нечаянно встречавшаяся с Алексеем во время его каникул, продолжалась. "Моя Манон",с грустной улыбкой называл ее иногда Алексей именем героини по-своему бессмертного романа аббата Прево.
Трагедия на Орнитерре заставила Алексея по-новому взглянуть на свою личную жизнь. Он решил окончательно порвать с Марией и не встречаться более с ней. Не было на Земле места лучше Елшанки, чтобы это благое намерение окончательно созрело и укрепилось!
IX
Лобов, как и обещал, вернулся на бивак к ужину, на закате солнца. Ужин, по выражению Клима, обещал быть царским. Он успел пройтись по степи с обычным охотничьим ружьем и вернулся с перепелками.
- В этом году их видимо-невидимо,- сообщил он.- Но я не стал преувеличивать наших аппетитов и взял всего четырех. По одной на брата. И на сестру, конечно, - со смехом поправился Клим. - Перепела на вертеле, царская еда!
Алексей и Лена наловили рыбы: карасей, щучек и большущего судака, прямо на лесной опушке набрали разногрибья, в основном маслят, сыроежек и дождевиков. Иван привез с собой две бутыли из грубого темно-зеленого стекла, заткнутые фигурными пробками: белой и зеленой. Белая была выточена в форме цветка, а зеленая - в виде змеиной головы с открытой пастью.
- Шампанское,- уважительно сказал Клим, принимая тяжелые, двухлитровые бутыли и передавая одну из них Кронину. - Белое, безградусное. И настоящее! Ты не боишься, командир, что с непривычки мы буянить начнем?
- Подарок космонавтов - ветеранов из Цимлянского пансионата,- пояснил Лобов.- Они не только виноград выращивают, но и бутылки сами делают. И даже пробки.
- Тогда это не шампанское, а цимлянское,- с видом знатока заметил инженер, уважительно взвешивая на руках бутыль с зеленой пробкой.
- Точно ребенка нянчишь! - при общем смехе заметил Клим.
- Это и есть ребенок, три годика,- невозмутимо ответил Кронин, проводя пальцем по надписи, глубоко прорезанной на темном стекле.- Трехлетняя выдержка! Полагаю, этого ребеночка мы прибережем, на всякий случай, не возражаете?
- А белое выпьем сегодня,- штурман торжественно поднял воображаемый бокал.- За избавление из лап Орнитерры и встречу здесь, на Земле. За нашу дружбу!
- И за тех, кто на Орнитерре остался,- негромко добавил Иван.
- За всех,- поддержала Лена.
- А это значит,- к некоторому ее смущению счел нужным расшифровать Клим,- что и за того, кто вызволил нас с Орнитерры. Виват Ивану Лобову!
- Почему же только виват? Целых три вивата: от тебя, от меня, и от Лены, - флегматично уточнил инженер и обернулся к девушке.- Ты не возражаешь, крестница?
