Пол Андерсон - За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести
Лучше не делать этих сравнений вслух. Она, наверняка, неправильно их поймет.
— Вот! Покорнейше благодарю. Это сделано наспех, но, возможно, вы сможете увидеть, что вижу я.
Он вырвал лист и дал его ей. Она издала низкий звук удивления. Краска проступила и расплылась по ее лицу. Ее указательный палец скользил по его рисунку. Он не просто выделил ее лучшие черты, он схватил ее напряженность сжатой пружины. Слегка восточные черты лица остались, но одежда развевалась на ветру вокруг груди и ног таким образом, что нельзя было не вспомнить Нику Самофракийскую, а перила за ней были показаны с такой точки зрения, что было понятно: она смотрит в небо.
— Я никогда… Замечательно, — выдохнул а она, — Вы изобразили меня более устремленной, чем я есть на самом деле…
О нет, Ивон.
— …или же я прочел что-то, чего другие не смогли? Какая неожиданность!
Она потупила взор.
— Если это для меня… — сказала она нерешительно.
— Ну конечно же, если хотите, — сказал ей Скип. — Это всего лишь набросок, в полном смысле этого слова.
Возмутительная идея неожиданно пронеслась у него в голове — добавить надпись о Сигманианце. («Что бы он сказал по этому поводу?», или «Правда ли, что его язык состоит полностью из непристойных слов?», или…)
— Я и в самом деле постараюсь продать вам ваш портрет, если вы позволите мне нарисовать вас, — напомнил он ей. Ваш портрет, я бы сказал, хотя вы сами знаете, пока вы не прибавите хотя бы несколько килограмм — увы, лошадиный.
— Я подумаю об этом. Конечно, ваше предложение чрезвычайно приятное, — она закурила еще одну сигарету. Поспешно, как будто у нее вырвалось помимо воли: — Наверное, время от времени ваш талант, мистер Вейборн, вас кормит. Кроме случайных продаж рисунков, вероятно.
— Называйте меня Скипом, ладно? Все меня так называют. Это долгая история, почему я выбрал это имя, которое значит «корабль» на норвежском, хотя по-английски произносится почти точно так же, как английское слово… Да, у меня бывают комиссионные распродажи то тут, то там. Я стал несколько осторожней, соглашаясь на них, после того, как у меня были некоторые неприятности пару лет назад.
— Что же произошло?
— Это длинная история.
— Мне некуда торопиться.
Господи! Это означает, что ей доставляет удовольствие моя болтовня. Держись, парень.
— Ну, видите ли, — начал он, — мне случилось проезжать через крошечный южный городишко, не сказать, чтобы в околопланетном мире, и гораздо более библейский, чем можно поверить в наши дни и в нашем веке. В самом же деле, там все вокруг было с отставанием почти что на полвека. У них даже был музыкальный автомат в столовой — видели такой? Сигманианец был достаточно груб, чтобы иметь право на существование, и расстроил правоверных, как торнадо. Они отреагировали так бурно, что с помощью этой энергии можно было бы вывести огромную ракету на лунную орбиту. Я ввязался в разговор с владельцем этой столовой. Он намеревался закрыться на неделю и отправиться куда-то навестить родственников. Я предложил ему разрешить мне облагородить его поблекшую забегаловку, пока его не будет. Мы договорились о цене за сцену из Библии. Я не пускал никого вовнутрь до великого открытия, и я готовил и спал там же, пока меня не свалила настоящая лихорадка. Я навещал моего друга-самогонщика, живущего поблизости. Сперва, когда я от него вернулся, я посмотрел на то, что начал, и понял, какую благородную возможность я упускаю. И на таком пространстве я планировал изобразить Нагорную проповедь!
Смехотворно! Не то, чтобы у Иисуса не было возможностей, но я еще их не выяснил для себя и не видел смысла копировать идеи кого-то еще.
Когда я проснулся следующим утром, вдохновение все еще меня не оставило, поскольку, хоть моя Муза и была вчера пьяна, а сегодня мучилась от похмелья, она была настоящей. Я сделал запасы во все кувшины, и всю остальную неделю в полубессознательном состоянии от отсутствия должной еды и сна плюс чрезмерного изобилия пшеничного самогона я нарисовал лучшую вещь, которую когда-либо писал, а может быть, ничего лучше мне и не удастся — Откровение Пророка Святого Иоанна.
Ангелы во всех четырех углах высокого потолка, венки из цветов гнева над музыкальным ящиком, телевизором и дверьми в женский и мужской туалеты. Бог отец со сверкающим нимбом на этом потолке, его длинные седые волосы и борода разбросаны в безумной буре, а его лицо было наполовину человеческим, наполовину львиным. Бог сын по его правую руку был менее удачно изображен — я хотел показать, что он жалеет проклятых грешников, которых он старался бросить в вечный огонь, — ну, он вышел как мрачно удовлетворенный приверженец течения возрождения Христа, который говорил: «Я ведь вас предупреждал». Языки пламени вокруг тронов — не пламя ада, заметьте, — созданные по образцу солнечных протуберанцев, — возносились к Святому Духу, чьи крылья несли своего парящего владельца. Гавриила я сотворил по образу и подобию того, что однажды видел в кино, — трубача в эру забытого джаза, Бикс Бидербека, он очевидно выдувал джазовые рифы и, синкопируя, тем самым заработал бессмертную жизнь. Остальные ангелы более старшего возраста, вся святая команда обезумела от его концерта. Некоторые были недовольны, пытаясь сконцентрироваться на своей работе, но одна одуревшая парочка слушала в полном экстазе. Что касается меня, я и сам некоторое время своей собственной жизни провел в зверинце у трона… О, я заболтался.
— Нет-нет, продолжайте, — сказала она, не спуская с него глаз.
— М-м-м, ну, хорошо, отбросив этимологию, почему фрески никогда не занимают пола, если принять во внимание, как мало свободного места на современных потолках. Тот пол стал Землей. Из нее поднимались мертвецы. Виднелись упавшие надгробные камни, могилы открывались, вся сцена — сплошной хаос, поскольку я догадывался, что к моменту Судного Дня каждое местечко на планете будет использовано тысячи раз для похорон. Я сомневался, будет ли восстановление плоти одновременным — поэтому я показал различные стадии этого процесса — свежие трупы, уже наполовину сгнившие, череп, катящийся, чтобы соединиться со своим позвоночником, два скелета, повздорившие из-за большой берцовой кости, древний прах, начинающий принимать очертания привидения… И полностью восставшие тела! Я не пытался достичь трагического благородства фонтана Орфея в Стокгольме. «Откровения» — это дикая книга, верх невменяемости. Самые слабые среди воскресших с трудом пытались принять горизонтальное положение с помощью стульев за стойкой. Парочка любовников кричала от радости в объятиях друг друга, да, однако, они были довольно старыми, когда умерли. Припоминая, что на небесах не существует браков, молодая парочка старалась урвать момент. А, ну, еще ковбой и индеец скакали и дико кричали, все остальное вы легко можете представить.
