Николай Трублаини - Глубинный путь
Но вот воздушный лимузин коснулся колесами земли и покатился по полю, приближаясь к нам. Мы поспешили к машине. Первым выскочил из нее паренек в зеленом костюме. За ним вылез седенький старичок в фетровой шляпе. Это были Аркадий Михайлович и Тарас Чуть.
Профессор крепко пожал руку каждому из нас, каждому сказал комплимент, а меня заставил покрутиться на месте — хотел посмотреть, каким я вернулся из-за границы.
Тарас вырос и возмужал. Это был уже не мальчик, а подросток, почти юноша. Он сильно вытянулся, отличался худощавостью, а глаза его смотрели одновременно и мягко и задорно.
Увлекшись приветствиями и разговором, мы все еще стояли посреди поля. Нас вежливо попросили не мешать посадке самолетов и пройти в помещение аэровокзала. Мы взяли вещи профессора и направились к машине. Но на самом краю поля оживленный разговор возобновился, и мы снова остановились.
— В котором часу открывается сессия Научного совета? — спросил профессор.
— Должна была открыться сегодня в восемь вечера, но отложена на пять-шесть дней, — ответил Ярослав.
— Почему?
— Не все доклады подготовлены. Сейсмологи еще не закончили исследования в зоне Забайкальской впадины, служба движения еще спорит о форме электровозов и вагонов, и энергетики тоже что-то там… Об этом его спросите, — кивнул Ярослав в сторону Самборского.
Энергетик прищурился и бросил недобрый взгляд на Ярослава.
— Ну, об этом после, — сказал он.
Меня удивило, что Самборский не стал спорить. Не в его характере было молчать. Но он, очевидно, собирался дать Макаренко бой позднее и сейчас перевел разговор на другое.
— Аркадий Михайлович, вы, разумеется, ко мне? — спросил он.
— Ну, я не знаю… Я никого не хотел бы затруднять.
— О вас уже позаботились, — вмешался Макаренко. — Вам и Тарасу еще со вчерашнего дня в гостинице отведены комнаты.
— Зачем гостиница? — вспыхнул Самборский. — У меня прекрасная квартира, я в ней почти не живу, так как все время нахожусь на строительстве.
— Ладно, ладно, не ссорьтесь. Я охотно побываю у каждого из вас… вместе с Тарасом… Правда, Тарас?
Но внимание Тараса целиком поглотила суета возле только что приземлившегося большого грузового самолета.
— Обязательно заедем. А гостиница… Это для нас самое подходящее. Вы ведь знаете, что значит чувствовать, что ты не затрудняешь человека… который… который… Ну, вы ведь сами понимаете, друзья мои, что, пока не будет закончено строительство Глубинного пути, мне совестно отнимать у вас хотя бы одну минуту.
— Аркадий Михайлович, я вижу, что вы попали под влияние Ярослава, — рассердился Самборский. — Нельзя же работать двадцать четыре часа в сутки! Нужно ведь и отдыхать.
— Правильно, правильно, — улыбаясь, говорил Ярослав, — но в гостинице им будет лучше.
— В какой гостинице?
— «Витязь Иркут».
— Аркадий Михайлович, там что-то случилось! — воскликнул Тарас. — Смотрите!
Он указывал на грузовой самолет. Несколько человек внимательно, со всех сторон осматривали тяжелую машину.
Мы уже собирались уходить, как вдруг от самолета отделился человек в шлеме, вероятно пилот, и, махая рукой, направился к нам. За ним шел дежурный.
— Что случилось? — крикнул Самборский.
— Нет ли здесь профессора Довгалюка? — приблизившись, спросил пилот.
— Я — профессор Довгалюк, — сделал шаг вперед Аркадий Михайлович. — А что такое?
— Один мой пассажир оставил в кабине пакет на ваше имя.
И пилот подал профессору тоненький конверт.
Профессор разорвал его, вытащил маленький листок бумаги, пробежал глазами и обратился к пилоту:
— А где же этот пассажир?
— Я сам хотел бы знать это.
— То есть?
— Когда мы собирались вылететь из Свердловска, туда прибыл самолет из Москвы. Один из пассажиров начал расспрашивать о вас и очень огорчился, что не застал вас. В это время я вылетал с почтой, и дежурный по аэровокзалу предложил ему догонять вас на моем самолете. Он согласился. К нему присоединился еще один пассажир, и я их взял. Летели мы неплохо, почти догоняя вас. Час назад я видел, как мои пассажиры дремали, но, когда подлетали к Иркутску, я заглянул в кабину, а их нет! Уж и не знаю, как посадил машину, потому что у меня голова пошла кругом. Ничего не понимаю. Думал, что мне приснилось, но в кабине остались саквояж и письмо на сиденье кресла, адресованное вам. Припоминаю, что один из них, толстячок, спрашивая о вас, все вертел в руках это письмо.
— У пассажира, который справлялся обо мне, рыжие усики, серый плащ и черная кепка?
— Да, да! Вы его знаете?
— Кто это? — не сдержался я.
Аркадий Михайлович подал мне бумажонку. Это была судебная повестка.
«Гражданину Довгалюку Аркадию Михайловичу.
Народный суд 14-го участка по решению областного суда в третий раз пересматривает дело по иску к вам на 54 тысячи рублей за незаконное пользование общественной жилплощадью. В случае неявки дело будет рассматриваться без вас.
Вручить повестку поручается гражданину Черепашкину Ивану Семеновичу».
— Я не понимаю, — недоуменно проговорил я.
— Вы все его видели, — сказал профессор. — Это управляющий домом, тот самый управдом, который когда-то заставил нас ночевать в солярии. Он с необычайным упорством грозился всякими штрафами… Да неужто вы не помните Ивана Семеновича Черепашкина?
— Что же произошло с вашими пассажирами? — спросил Самборский у пилота.
— Бес их знает! — пожал плечами пилот.
— Не могли же они выпасть из самолета?
— Парашютный люк оказался открытым, так что…
— А парашюты были?
— Не было.
Заинтересованные этим необыкновенным происшествием, мы еще некоторое время оставались на вокзале. Аркадию Михайловичу пришлось дать свой адрес представителю милиции — тот, как водится, заинтересовался знакомством профессора с таинственно исчезнувшим пассажиром.
Наконец мы поехали в город. Оказалось, нам с профессором по пути: Шелемеха жил в одной гостинице с Макаренко. Я попрощался с Самборским, который обещал заехать за мной и показать свой участок строительства.
— Передай привет подполковнику, его жене и сестре, — сказал мне на прощание Самборский. — Лида вчера приехала из Москвы. Ну, всего.
Мы распрощались. Машина быстро покатила по двухэтажному мосту через Ангару.
3. «Витязь Иркут»
Шестиэтажное здание гостиницы, к которой привез меня шофер, поражало своей легкостью. Оно напоминало стройного веселого юношу. После того, как я увидел это здание, я часто вспоминал бурятскую легенду о красавице Ангаре и юноше витязе Иркуте, и последний представлялся мне таким вот высоким, стройным юношей. Вероятно, тот, кто дал гостинице такое название, любил поэтизировать мир.
