Журнал «Если» - 2007 № 07
— Ну да, — сказал я, — сходящиеся ряды, естественно.
— Вот видите… Вам это понятно, мне — нет.
Мне хотелось задать ей вопрос, но я не решался. Старый человек. Женщина.
— Он и для меня рассчитал, — сказала Буданова с какой-то странной улыбкой — я ожидал, что это будет улыбка горечи, растерянности, а она улыбнулась как-то очень светло, радостно даже, будто рассчитал ей Парицкий еще полвека разумной человеческой жизни. — Но не сказал. То есть сказал только, что времени у меня еще много, особенно если я не буду суетиться и по каждой мелочи принимать жизненно важные решения. В общем: живи по-старушечьи, и протянешь еще лет десять. Так я это поняла.
— А вы…
— Я так и живу последнее время… Мало куда выхожу, мало кого вижу, все обо мне забыли, а после смерти Олега так и совсем… Счетчик, да. Но не только число принятых решений определяет, сколько мы будем жить. Болезни. Это от нас не зависит. Аварии. Несчастные случаи. Природные катастрофы… Господи, в мире столько всяких случайностей, в том числе нелепых, от которых зависит жизнь… И так часто жизнь одного человека зависит не от его собственного выбора, а от решений кого-то другого, о ком он никогда и не слышал. Пьяный водитель решил проехать на красный свет и врезался в другую машину. Сам отделался испугом, а человека убил. Кто в этой ситуации сделал выбор, важный для жизни? На чьей числовой оси оказалось сгущение простых чисел? Тот, кто погиб… он вообще в тот момент не принимал решений — ехал по правилам, думал о своем…
— Вы об этом говорили с Олегом Николаевичем?…
— Конечно. Об этом тоже. Видите ли, Петр Романович, чем больше я об этом думала, тем больше убеждала себя в том, что ген-счетчик вовсе и не важен… я имею в виду, не важен для определения даты смерти. Точнее, счетчик действительно ограничивает время, которое сможет прожить данный человек, оставаясь разумным существом, способным принимать решения. Он может жить и потом, но в растительном состоянии… инфаркт, инсульт, болезнь Альцгеймера… не знаю. Но может умереть и раньше, так и не успев сделать окончательный выбор… Вот я… Живу, да. Мой счетчик отсчитывает последние возможности, и я экономлю, я решаю только проблемы типа «накормить гостя ужином или только предложить чаю с печеньем» и так оттягиваю свой конец… К счастью — или к несчастью, не знаю, — серьезных болячек у меня нет, но…
— Получается, — сказал я, прервав, возможно, грубо, рассуждения Будановой, — получается, что если у человека смертельная болезнь — рак, к примеру, — а на счетчике у него еще есть место, то он может продлить себе жить, просто решив жить… если в нужное время, когда сойдутся какие-то числовые ряды, примет нужное решение? Заставит организм подчиниться?
— Да, конечно. Именно. Но нужно, чтобы на счетчике сошлись определенные ряды простых чисел… Олег этим занимался, у него наверняка остались какие-то расчеты.
— Наверняка, — повторил я. — Знаете, Евгения Ниловна, я пытался… попросил нашего участкового… у него сейчас ключ от квартиры Олега Николаевича. Не знаю, какие права у его бывшей жены…
— У Лены? Никаких, могу вам сказать точно. Олег купил эту квартиру уже после того, как они развелись, так что юридически она прав не имеет.
— Ну, хоть это не станет препятствием, — пробормотал я.
— Препятствием к чему?
— Компьютер Олега Николаевича, — пояснил я.
— Что это вам даст? — пожала плечами Буданова.
— Ряд простых чисел бесконечен. Олег Николаевич обязан был прийти к заключению о том, что человек, в принципе, бессмертен. Бессмертен…
— Бессмертие, — пробормотала Евгения Ниловна. — Тут бы свой век прожить… Знаете, что он отвечал на мои возражения? Я говорила ему: да, простых чисел бесконечное множество и число потенциальных решений тоже может быть бесконечно большим, и значит, бесконечно может продолжаться жизнь разумного существа. Животного — нет, растения тоже, а разумное создание способно, в принципе, жить вечно, и этим, в частности, человек отличается от неразумной природы… Но счетчик-то ограничен в объеме! Мало ли что в природе возможно в принципе? В принципе можно летать к звездам с субсветовыми скоростями, но нет такого горючего, чтобы разогнать звездолет — так какой прок от принципиальной возможности?
— Сегодня нет, а…
— Да-да, завтра придумают! Олег мне то же самое говорил. Мол, когда заполнится молекула-счетчик, тут же подключится другая, потом третья… И мы сможем прожить две жизни, три, десять… Только человек, не знакомый с генетикой, мог говорить такие вещи!
— Только человек, не знакомый с принципиальными отличиями электромагнитного и гравитационного полей, мог в середине прошлого века пытаться создать единую теорию поля!
— Господи! Не повторяйте того, что Олег…
— Значит, он приводил вам те же аргументы.
— А других у него не было!
— Хорошо, — сказал я, — не будем спорить. Но вы меня обрадовали.
— Обрадовала? — сказала она с недоумением.
— Конечно. Олег Николаевич — вы это подтверждаете — был уверен в том, что человек — существо, в принципе, бессмертное.
— Толку-то… — вздохнула она. — Будто бессмертие принесет кому-то счастье.
— Не о счастье речь, — отрезал я, — а о науке. Буданова передернула плечами.
— Еще один вопрос, — сказал я, — и мне, пожалуй, пора идти, а то я не успею на последний автобус…
— И вам придется заночевать у меня, — улыбнулась Евгения Ниловна, — а вы, конечно, не можете нанести такой ущерб моей репутации.
— Вы знаете, Евгения Ниловна. Знаете, верно? В тот день у Олега Николаевича не было выбора. Что это означает?
Буданова мяла в пальцах платье на коленях, ей не хотелось говорить об этом. Точнее — нет, хотелось, конечно, ей очень хотелось выплеснуть и это свое знание, не оставаться с ним наедине, но она сомневалась, стоит ли говорить об этом со мной. Кто я? Чужой, в общем-то, человек, могу не так понять, могу не то сделать… Я пришел ей на помощь.
— Он определил — с вашей помощью — объем своего счетчика и рассчитал, когда придет его последний день. День последнего решения. Верно? Дальше — тишина… Он не хотел тишины. Если человек теряет способность принимать решения, выбирать что-то в своей судьбе… Зачем жить? Да? Но почему… он же молод… был молод. Неужели его счетчик… эта дурацкая молекула… неужели от нее действительно зависит, сколько раз мы выберем в жизни между красотой и уродством, между одной женщиной и другой, между любовью и предательством, между…
— Да, — сказала Евгения Ниловна, как отрезала, стукнула кулачком себе по колену, и это движение отозвалось во мне. Я наконец замолчал, ощущая, что язык пересох, в горле першило, я поднялся, пошел на кухню, налил в стакан теплой воды из остывшего чайника и выпил, морщась, несколькими большими глотками.
