Питер Бигль - «Если», 1996 № 07
— Ветер воет, как заблудшая душа, — сказала миссис Карр, запахивая пальто, когда Норман открыл перед нею дверь.
— Судя по разговорчивости, женская, — прибавил со смешком ее супруг.
Гости удалились. Обняв мужа, Тэнси проговорила:
— Я, должно быть, старею, Норм. Сегодняшний вечер не был испытанием, и даже вампирские замашки миссис Карр не задевали меня. Они все вдруг показались мне вполне приличными людьми.
Норман пристально посмотрел на жену. Она улыбалась. Тотем выбрался из своего укрытия и терся о ее ноги. Пересилив себя, Норман кивнул.
— У меня тоже сложилось такое впечатление. Давай чего-нибудь выпьем.
Глава 7
Со всех сторон наседали тени, земля под ногами Нормана дрожала и проваливалась. Отвратительный рев, который, чудилось, возник заодно с миром, сотрясал его тело, однако не мог заглушить монотонного голоса, что приказывал Норману сделать что-то — что именно, он не в состоянии был понять, сознавал только, что исполнение приказа грозит ему бедой. Голос слышался так отчетливо, будто принадлежал кому-то, кто находился в голове Нормана. Он пытался остановиться, свернуть с дороги, на которую направлял его голос, но чьи-то крепкие руки всякий раз возвращали его обратно. Он хотел оглянуться через плечо на того, высокого, кто стоял за спиной, но не нашел в себе смелости.
Ему никак нельзя подчиниться голосу. Но он должен подчиниться. Норман отчаянно забился. Рев разрывал ему барабанные перепонки, тучи заволокли небо от края до края.
Внезапно из-за них проступили знакомые очертания спальни, и Норман проснулся.
Он потер лоб, безуспешно пробуя припомнить, чего же добивался от него голос. В ушах все еще гремели громовые раскаты.
Сквозь занавески в комнату проникал неяркий уличный свет. Часы показывали без пятнадцати восемь.
Тэнси сладко спала, свернувшись калачиком и выпростав руку из-под одеяла. В уголках ее рта притаилась улыбка. Норман осторожно приподнялся — и наступил босой ногой на валявшийся у кровати гвоздь. Выругавшись про себя, он проковылял в ванную.
Впервые за несколько месяцев он порезался при бритье. Дважды новое лезвие скользнуло по щеке, отделяя крохотные кусочки кожи. Свирепо поглядев на вымазанное белым кремом и украшенное алыми разводами лицо, Норман очень медленно провел бритвой по подбородку, но надавил слишком сильно и порезался в третий раз.
Когда он появился на кухне, вода, которую он поставил греться, закипела. Он стал наливать ее в кофейник; ручка кастрюли оторвалась, и кипяток выплеснулся ему на ноги. Тотем проворно отпрыгнул, потом бочком подобрался к своему блюдцу с молоком. Норман выбранился, затем усмехнулся. Что он говорил Тэнси насчет злонамеренности вещей? Словно в качестве последнего доказательства собственной правоты, он, расправляясь с пирожным, прикусил язык. Злонамеренность вещей? Скорее уж злонамеренность человеческой психики! Где-то на грани сознания ощущалось присутствие некоего беспокойного, неопределенного чувства, как будто он нырнул в море и вдруг различил в толще воды громадную хищную рыбу. Остаток сна, что ли?
Норман отправился на занятия.
В небе, предвещая дождь, клубились тучи. Они напомнили Норману о его сне. Если бы не боязнь показаться смешным, он бы наверняка крикнул им что-нибудь обидное.
Мимо, негромко порыкивая, прокатил грузовик, наведя Нормана на воспоминания о рисунках Ивлин Соутелл. Он проводил машину взглядом и, повернувшись, столкнулся с миссис Карр.
— Вы порезались, — сказала та, щуря глаза за толстыми стеклами очков.
— Да.
— Какое несчастье!
Он промолчал. Вместе они прошли под аркой ворот, разделявших Нортон и Эстри. Норман разглядел рыло каменного дракона, что выступало из-за водосточного желоба.
— Знайте, профессор Сейлор, я вчера хотела вам сказать, как я расстроена этим случаем с Маргарет Ван Найс, но не смогла выбрать подходящий момент. Мне очень жаль, что пришлось потревожить вас. Такое Ужасное обвинение! Представляю, что вы чувствовали!
Она, должно быть, неверно истолковала его гримасу.
— Разумеется, я никогда не считала вас способным на что-либо подобное, однако мне подумалось, что рассказ девушки не может быть лживым от начала до конца. Она описывала вас так подробно!
Глаза миссис Карр за стеклами очков были большими, как у совы.
— Должна вам признаться, профессор Сейлор, что некоторые девушки приезжают в Хемпнелл ужасно испорченными. Я прямо теряюсь в догадках, откуда они всего набираются.
— Хотите узнать?
Миссис Карр недоуменно воззрилась на него — сова при свете дня.
— Их портит, — проговорил Норман, — то самое общество, которое стремится одновременно поощрить и подавить одно из важнейших человеческих побуждений. Другими словами, их портят безнравственные взрослые.
— О профессор Сейлор! Неужели…
— В Хемпнелле немало девушек, которые стали бы куда здоровее душой и телом, если бы пережили взамен придуманной любви настоящую. Кое-кто из них, надо отдать им должное, уже сообразил, что к чему.
Он резко свернул к Мортону, оставив миссис Карр судорожно хватать ртом воздух. Сердце его билось учащенно, губы были плотно сжаты. Войдя в кабинет, он снял телефонную трубку и набрал внутренний номер.
— Томпсон? Это Сейлор. У меня для вас новости.
— Отлично. Какие же? — ответил Томпсон голосом человека, который сжимает в руке карандаш.
— Во-первых, тема моего выступления перед родителями студентов звучит так: «Досвадебные отношения и обручение в колледже».
Во-вторых, мои друзья-актеры, Ателлы, будут примерно в то же время, то есть на следующей неделе, выступать в городе, и я приглашу их посетить колледж.
— Но… — карандаш, по-видимому, выпал из разжавшихся пальцев.
— Все, Томпсон. Быть может, позже у меня найдется, чем еще порадовать вас, а пока до свидания.
Что-то укололо Нормана в руку. Оказывается, разговаривая по телефону, он забавлялся с обсидиановым ножом и порезал палец. Кровь затуманила поверхность прозрачного вулканического стекла, на котором когда-то оставались следы жертвоприношений и прочих жестоких обрядов. В столе должен быть бинт… Норман безуспешно подергал запертый ящик, потом достал из кармана ключ и вставил его в замок. Когда он выдвинул ящик, глазам его предстал револьвер, который он отобрал у Теодора Дженнингса. Прозвенел звонок. Норман снова запер ящик, оторвал лоскут от носового платка, замотал им кровоточащий порез и вышел из кабинета.
Поднявшись в аудитории на кафедру, Норман отшвырнул коллекции и принялся излагать студентам свои мысли относительно Хемпнелла и всего белого света вообще. Пускай просвещаются!
