Майк Резник - «Если», 2002 № 04
Моника Суинтон поднялась в детскую и еще раз окликнула сына, но не получив ответа, замерла в нерешительности. В доме по-прежнему стояла полная тишина.
На столе в беспорядке валялись карандаши. Повинуясь внезапному порыву, Моника шагнула вперед и открыла верхний ящик. В столе лежали десятки листов бумаги, исписанных неловким почерком Дэвида. Все буквы были разного цвета. Ни одно из посланий не было закончено.
«Моя милая мамочка, как ты? Ты вправду любишь меня, как…»
«Дорогая мама, я люблю тебя и папу, и солнышко светит…»
«Милая, милая мама, Тедди мне помог написать это письмо. Я очень люблю тебя и Тедди…»
«Мама, любимая, я твой единственный сын, и я люблю тебя так крепко, что иногда…»
«Мамулечка, ты на самом деле моя мама, а Тедди я не люблю…»
«Мама, любимая, знаешь, как сильно я люблю…»
«Дорогая мамочка, ведь это я — твой малыш, а не Тедди, и я тебя люблю. А Тедди…»
«Милая мама, я пишу тебе это письмо, чтобы ты знала, как крепко я…»
Моника выпустила письма из рук и разрыдалась. Листы бумаги, испещренные яркими буквами, разлетелись по полу.
Когда Генри Суинтон садился в экспресс, чтобы ехать домой, настроение у него было самое приподнятое. Несколько раз он даже заговаривал с синтетическим слугой, которого захватил с собой. Слуга отвечал вежливо и логично, хотя по человеческим меркам его ответы были не совсем точны.
Суинтоны жили в одном из самых фешенебельных городских кварталов в полукилометре над поверхностью земли. Их квартира находилась в глубине жилого блока и не имела ни одного выходящего наружу окна — никому не хотелось смотреть на задыхающийся от тесноты внешний мир. Открыв дверь (замок сработал, отреагировав на рисунок сетчатки глаза Генри), он вошел в квартиру, синтетический слуга — следом.
И тотчас Генри окружила знакомая иллюзия сада, купающегося в вечном лете. Он и сам порой удивлялся, каких успехов достигла техника полиреала, создававшая внушительных размеров миражи в ограниченных пространствах современных квартир. Прямо перед ним цвели розы и глицинии, чуть дальше стоял дом. Иллюзия была полной — белоснежный особняк в георгианском стиле выглядел уютно и гостеприимно.
— Ну и как тебе, нравится? — спросил Генри слугу.
— Розы часто болеют серой гнилью.
Генри Суинтон слегка усмехнулся.
— Производитель гарантирует, что с этими розами ничего не случится.
— Всегда лучше приобретать товары с гарантией, даже если они стоят несколько дороже.
— Спасибо за совет, — сухо сказал Генри. Первые искусственные жизнеформы появились десять лет назад, а их предшественники механоандроиды — шестнадцать, однако, несмотря на многолетний кропотливый труд, устранить все их недостатки так и не удалось.
Толкнув дверь особняка, Генри вошел в прихожую и окликнул Монику.
Она тотчас вышла ему навстречу и, обняв за плечи, крепко поцеловала в щеку и губы.
Это удивило Генри, и, слегка отстранившись, он внимательно посмотрел на жену. Моника всегда была красива, но сегодня она буквально сияла. Уже давно Генри не видел ее такой взволнованной и радостной.
Генри порывисто прижал Монику к себе.
— Что случилось, дорогая?
— О, Генри!.. Я так нервничала, просто места себе не находила!.. И вот, полчаса назад я снова связалась с почтовым терминалом, и… Нет, ты не поверишь! Это чудесно, просто чудесно!..
— Ради всего святого, Моника, о чем ты говоришь?! Что — чудесно?..
Краешком глаза Генри заметил в руке Моники еще влажный фотостат, очевидно, только что вынутый из настенного печатающего устройства, и узнал стандартную «шапку» министерства Народонаселения. Изумление, робкая надежда отразились на его внезапно побледневшем лице.
— Моника, что… Неужели выпал наш номер?!
— Да, мой милый, да! Мы выиграли главный приз в еженедельной родительской лотерее! Теперь нам можно зачать ребенка!
Генри издал радостный вопль. Схватив друг друга за руки, они несколько минут кружились по комнате. Избыток населения был столь велик, что вопросы воспроизводства давно находились под строжайшим контролем, и для деторождения требовалось правительственное разрешение. Этого момента Генри и Моника ждали долгих четыре года, и теперь в их бессвязных воплях звучала искренняя радость.
Наконец они запыхались и остановились в середине комнаты, переводя дух и посмеиваясь над собственной несдержанностью. За окнами снова виднелся пышный сад, так как Моника успела вернуть стекла в прежний режим. Косые лучи искусственного солнечного света золотили безупречные травянистые газоны, а сквозь стекла заглядывали в комнату Дэвид и Тедди.
Увидев их, Генри и его жена посерьезнели.
— А как быть с ними? — спросил Генри.
— С Тедди проблем не будет. Он функционирует нормально.
— Разве с Дэвидом что-то не в порядке?
— Его вербально-коммуникационный узел по-прежнему барахлит. Боюсь, Дэвида снова придется отправить на фабрику.
— Хорошо. Подождем, пока не родится ребенок — посмотрим, как он будет работать. Кстати, чуть не забыл, у меня для тебя сюрприз — замечательный помощник по дому, и как раз тогда, когда помощь нам может понадобиться. Впрочем, взгляни сама, он в прихожей…
Двое взрослых вышли из комнаты, а мальчик и медвежонок сели на землю в тени стандартизированных розовых кустов.
— Слушай, Тедди, как ты думаешь, папа и мама настоящие?
— Ты всегда задаешь такие глупые вопросы, Дэвид! — ответил Тедди. — Никто не знает, что такое «настоящий» на самом деле. Пойдем-ка лучше домой.
— Погоди, мне нужна еще одна роза!.. — Сорвав крупный яркорозовый бутон, Дэвид бережно прижал его к груди и повернулся, чтобы идти в дом. Ложась спать, он положит розу на подушку, чтобы ее нежность и красота напоминали ему о маме.
Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИНВИДЕОДРОМ
«СНОВА ЧЕРНЫЕ СИЛЫ РОЮТ МИРУ МОГИЛУ»
Одна из самых популярных тем советского фантастического кинематографа — судьба открытия в современном обществе, чаще капиталистическом, реже социалистическом. Попробуем пристальнее взглянуть на взаимоотношения труда и капитала в нашем кино.
Сегодня, когда за окном наступивший XXI, возникает желание пересмотреть некоторые стереотипы, сложившиеся за семидесятилетнюю историю советской кинофантастики.
