Владислав Романов - Замок с превращениями
Глава 16
О поединке между Петуховым-отцом и Великим злым Магом и о
перстне с рубином
Надо сразу же сказать, что Петухов не просто валялся на кушетке, он слушал тещу с Эльжбетой. В эти часы он не только не мог ни с кем разговаривать, но даже смотреть на кого-либо. Поэтому он ложился на кушетку, делал зверское лицо, показывая, что до невозможности болит горло, и закрывал глаза.
На второй день бюллетеня вечером позвонил Сырцов.
- Ну что, вы завтра приходите?.. - спросил он.
- Нет, я должен послезавтра... - промычал Петухов.
- Ничего, приходите завтра! - бодро предложил Сырцов.
- Не обещаю, - вздохнул Петухов.
- А что слышно?.. - спросил, не выдержав, Сырцов.
- Да так, ерунда, - уклонился Петухов.
- Но хорошо слышно?..
Петухов хотел сказать "очень плохо, все хуже и хуже", но не смог солгать. Он не умел.
- Хорошо, - ответил он.
- Вы бы вели конспектик для истории болезни, это очень важно! взволнованно сказал Сырцов. - А иначе я не смогу продлить вам бюллетень!..
- А так смогли бы?! - вырвалось у Петухова.
- Конечно!.. - уверенно сказал Сырцов. - Но мне нужен только полный и подробный конспект!.. Вы меня поняли?..
- Да-да, понял! - прокричал Петухов, окрыленный этой неожиданной идеей.
- Особенно, если что-то будет медицинское!.. - подсказал Сырцов. Рецепты там, травы, лекарства... Ну вы меня понимаете!.. Ну и вообще!
- Вас понял!.. Иду записывать! - сказал Петухов.
- Началось?! - взволнованно спросил Сырцов.
- Да! - крикнул Петухов.
- У вас портативный диктофон есть?..
- Нет, - ответил Петухов.
- Я послезавтра вам принесу!.. А пока все записывайте!.. До свидания!..
Петухов положил трубку, задумался. Надо быть полным идиотом, чтобы переписывать Сырцову эти разговоры, но, с другой стороны, еще неделя наедине с Эльжбетой и Ксенией Егоровной, а может быть, и месяц. Петухов знал, что в соседнем отделе сотрудники ежегодно болели по четыре месяца, столько позволялось. Больше было нельзя, а четыре можно было смело болеть... Четыре месяца!.. Петухов блаженно вздохнул. Взгляд его упал на книжный шкаф. "Растения тибетской медицины", называлась книжка. Жена была просто помешана на тибетской медицине и скупала все, что выходило. Он подошел к шкафу, раскрыл створки. Вайдурья-Онбо - трактат индо-тибетской медицины, Петухов взял книжку, раскрыл ее.
"Двенадцатое положение, - прочитал Петухов, раскрыв книгу наугад. Если пульс "сосуда жизни" не изменяется в течение 100 ударов и характеризуется хорошей наполненностью, то человек при нормальном образе жизни и соблюдении режима питания проживет сто лет..."
Полистав книжку, Петухов решил, что многое из того, о чем писали несколько веков назад, для Сырцова будет открытием и поможет ему в его практике. Посему страничек пять он ему к четвергу законспектирует...
Он даже хотел, не теряя времени, тотчас приступить к этому делу, тем более что в разговорах Эльжбеты и Ксении Егоровны возник перерыв, как вдруг раздался звонок.
Петухов открыл дверь. На пороге с цветами, бутылкой шампанского и коробкой конфет стоял Крюков. Сидоркин, сидевший в углу, застонал для приличия, полагая, что пришли к нему корреспонденты, но, увидев сослуживца, разочарованно вздохнул. Петухов вздрогнул, вспомнив, что теща характеризовала Крюкова как злостного преступника, натворившего немало бед.
- Здравствуйте, Елизар Матвеич!.. - слащаво улыбаясь, пропел Крюков, стоя в прихожей. - Привет, Пал Андреич!
- Ну вы тут беседуйте, я болен, к сожалению! - сообщил Петухов, уходя к себе.
- А я к вам! - скова расплылся в улыбке Крюков.
- Ко мне?! - удивился Петхов. - По какому вопросу?! Я на больничном!..
- А я как раз по поводу вашей болезни! - многозначительно сказал, посерьезнев, Крюков. - Цветы вашей супруге, конфеты дочери, а шампанское нам! - весело распорядился он, причесываясь перед зеркалом.
"Может, он в тюрьме сидел?.. - подумал Петухов. - Но раньше, при Сталине, все приличные люди сидели, а на уголовника он вообще-то не похож!.. Скорее, на профессора. Да и знает много такого, чего обыкновенный уголовник попросту знать не может..."
- В тюрьме я сидел один раз, - вдруг проговорил Крюков, входя следом в комнату. - В самой знаменитой! Бастилии!.. Вы разрешите?.. - Азарий Федорович кивнул на стул.
- Да-да, конечно! - кивнул Петухов. - Но Бастилию разрушили 14 июля 1789 года?! - не без иронии напомнил хозяин.
- Совершенно верно! - весело воскликнул Крюков. - Мы сравняли ее с землей и написали: "Иси данз!". Здесь танцуют! И я танцевал вместе со всеми! Еще бы: на следующий день меня хотели повесить! Забавно, не так ли?..
- Забавно, - промычал Петухов.
- Шампанского? - Крюков схватился за бутылку.
- Нет-нет! - запротестовал Петухов.
- Оно не отравлено! - усмехнулся Азарий Федорович. - Да и к чему мне вас убивать?.. Давайте откровенно! - Крюков осекся, потому что вдруг обнаружил, что никакой подставки нет: душа Петухова, которую он нашел спрятавшейся за большой берцовой костью, принадлежала именно Петухову Елизару Матвеичу и никому больше! А это означало, что Петухов был Петуховым и никем больше. Что-что, а уж такие вещи Азарий Федорович еще различать мог. Крюкову сразу стало грустно. Направляясь к Петухову, он еще тешил себя надеждой, что не ошибся, и даже воображал, как он легко и красиво выведет на чистую воду "чернушника", но теперь понял, что дал обвести себя вокруг пальца.
- Вы знали пани Эльжбету? - вдруг спросил Петухов.
- Что?! - не понял Крюков.
- Я спросил: вы знали пани Эльжбету?..
Азарий Федорович взглянул на тихое мечтательное лицо Петухова и не поверил своим глазам: перед ним сидел влюбленный!.. Но если Петухов видел Эльжбету, то... Нет, ее никто не мог видеть из ныне смертных! Это бред! Или "чернушник" столь нагло издевается над ним! Значит, он где-то здесь, неподалеку?.. Азарий Федорович быстро взял себя в руки.
- Вы встречались с нею?.. - скривившись, спросил он.
- Нет, я только слышу ее голос... - Петухов улыбнулся.
Азарий Федорович достал платок, вытер бисеринки пота. Этак можно и сознание потерять.
- И когда вы стали слышать ее голос? - спросил Крюков.
- Это секрет, - смущенно сказал Петухов.
- Когда вы стали ее слышать? - Крюков рявкнул так, что во дворе упала скульптура юной пионерки, отдающей честь. Внутри оказалась пустота, в которой, однако, помещался солидный узелок с золотыми царскими червонцами. Червонцы рассыпались во дворе, и хмурый лик последнего Романова засиял под удивленными лучами солнца.
- Недавно, - прочищая уши и обиженно глядя на Крюкова, проговорил Петухов. - Если вы будете так кричать, я попрошу вас удалиться! решительно заявил он.
