Александр Горбовский - НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 9 (1970)
— А что такое плотность?
Молчит. Прозевал. Или уже забыл предпоследнее.
— Миронова, объясни ему.
— Плотность, это когда масса делится…
— Делится?
— Умножается, — (гадает), а в голове: «Ну что привязалась. Вот не повезло. Пятнадцать минут до звонка».
— Верейко (девочка с косой), что такое масса?
Молчит с пренебрежительно гордым видом, В голове: «Масса? В общем это когда сталкиваются тележки. Сказать про тележки? Да ну ее. Ляпнешь невпопад, мальчишки гоготать будут».
— Вы непонятно объяснили, Серафима Григорьевна. Я дома лучше по учебнику выучу.
Леша наклонился к Юле, спросил шепотом:
— Почему до них не дошло? Вы разобрались?
Чтобы не шептаться, Юля написала ему:
«Они мыслят конкретными примерами, картинками, незнакомое привязывают к знакомой картинке. Им непонятны условно-логические построения; некая величина М, смысл которой выясняется в дальнейшем, при делении на V дает плотность р. М не представили, остальные — не услышали».
Леша поднялся:
— Серафима Григорьевна, можно я попробую еще раз объяснить.
— Пожалуйста (с явным неудовольствием). Волна внимания поднялась вновь, когда новый человек появился на кафедре. Смена действующих лиц — некое разнообразие.
— Я расскажу вам, ребята, — так начал Леша, — о старинном, стариннейшем затруднении, с которым столкнулись наши предки в самые древние времена, столкнулись, решали и не решили до сих пор. Трудность такая: как сравнивать несравнимое? Что общего во всем на свете: в мальчиках, девочках, партах, стенах, воздухе, воде, атомах и звездах. Какой мерой мерить их?
— Сантиметром, — пробасил верзила из заднего ряда,
— Атомы сантиметром? И звезды? Времени у тебя многовато.
Аудитория расхохоталась. В головах возникли картинки: поднявшись на цыпочки, их соученик сантиметром измеряет Солнце. Интерес был завоеван.
— Вот теперь представьте себе, ребята, что вы древние греки (Юля увидела целую картинную галерею: дискоболы. Геркулесы, Афродиты, прямоносые греки в хитонах и горбоносые в пиджаках. Девочка с косой представила себя с античной прической — высокий пучок, пронзенный шпилькой)… и поручено вам нагрузить корабль зерном, вином, маслом, свинцом. Хватит. Зерно и вино возили тогда в кувшинах. Купили кувшины. Как рассчитываетесь? Поштучно. За два кувшина в два раза больше денег. Запомнили. Первый счет был ив штуки. Один кувшин, два…
Но потом вы покупаете зерно, вино, масло. Как тут считать? Ведь зернышки пересчитывать вы не будете, капельки масла тем более. Как: быть? Как сравнивать?
— Кувшинами! — догадался подвижной мальчик с первого стола.
— Правильно, молодец, годишься в древние греки. Кувшинами можно мерить несравнимое, или, говоря по — научному, объемом. Ну вот, накупили вы зерна и масла, купили, кроме того, свинца и меди, тоже наложили в кувшины, нагрузили на осликов по два кувшина, пустились к морю. Ослики с зерном идут бодро, с медью и свинцом — валятся. Почему?
— Тяжело!
— Выходит, плохо сравнивали: по два кувшина на каждом, а грузы разные. Как же сравнивать нам зерно со свинцом?
— Взвешивать.
— Точно, сравнивать по весу. И вы не думайте, что я вам излагаю занимательную сказку, так история развивалась: сначала сравнивали предметы поштучно, потом — по объему, потом — по весу. Вес оказался самой удобной, самой универсальной, самой надежной мерой для любых предметов на Земле… на Земле, на Земле, повторяю. И всех он устраивал греков, римлян, арабов, итальянцев, пока не появилась наука о небе — астрономия. И поняли люди, что на других планетах, в мире планет вообще, вес — нечто ненадежное, нечеткое, изменчивое. Вот я, например, на Земле вешу 60 килограммов, на Венере весил бы 50, на Марсе — 25, а на Юпитере — 300 килограммов. Значит, для планет вес как характеристика не годится. Тут нужно другое, более постоянное. Вот это более постоянное и есть масса…
— А масса — окончательная мера? Нигде не подводит?
— Прекрасный вопрос, мальчик. Вижу, что слушал и все понял. Нет, масса тоже подводит иногда. Ты узнаешь об этом в старших классах или читая фантастические книжки. Масса растет при очень высоких скоростях. Когда скорость приближается к скорости света, масса растет, удваивается, утраивается, удесятеряется и так далее — до бесконечности. Но это ты узнаешь в старших классах. Так что караван твоих осликов нельзя было гнать со скоростью света, они валились бы под нарастающим грузом. Так и условимся: вес — надежный измеритель для Земли, масса — надежный измеритель для досветовых скоростей.
— А нельзя ли?..
— Что? Не придумал еще? И не торопись, друг, еще на свете никто не придумал более универсального измерителя, чем масса. И тебе с наскоку не удастся. Вырастешь, узнаешь все, что люди узнали, тогда и предлагай.
В голове у парнишки (у непоседы с первого стола) заманчивая картина. Он стоит на кафедре в синем джемпере, таком же, как у Леши, в очках, как у Леши. Водит указкой по доске и говорит внушительным голосом:
— Мною найдена мера более надежная, чем масса. Масса — устаревшее понятие, его надо исключить из учебников физики, не забивать голову школьникам этой малопонятной величиной…
Физика была на последних уроках, пятом и шестом. Сима отвела своих питомцев в раздевалку, постояла там, предотвращая дуэли на портфелях. Юля с Лешей дожидались ее во дворе. Потом они пошли вместе в метро. Юля начала во всех подробностях рассказывать, что она увидела под прическами будущих Ньютонов, и Леша расспрашивал ее с жадным интересом, а Сима слушала невнимательно, раза два, извинившись, задерживалась у лотков с абрикосами.
Они простились у вестибюля метро. Сима сказала торопливо:
— Я очень благодарна твоей знакомой, Леша, и тебе за импровизированную лекцию. Но я, к сожалению, не имею права так вести занятия. Есть утвержденная программа; массу мы проходим сейчас, вес — через месяц, теорию относительности — в десятом классе. Нельзя ссылаться на вес, дети его еще не изучали.
— Но они же знают, что такое вес, — вырвалось у Юли.
Учительница посмотрела на нее с усталой безнадежностью («Что спорить с упрямцами, не понимающими очевидных истин?» — было написано в ее взгляде), протянула руку и исчезла за тугими дверями метро. Леша остался при Юле, вместе с ней вышел на крутой изгиб тенистого бульвара. Скамейки пустовали в этот промежуточный час; молодые мамы уже покатили домой колясочки, пенсионеры еще не явились со своими фанерками, по которым так лихо стучат костяшки. Третья же смена скамеечного населения — влюбленные — еще досиживала свои трудовые часы в аудиториях и канцеляриях.
