Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 9
Но даже при такой сверхпредосторожности все чуть не пошло прахом из-за Мула.
Мул лично побывал на Тренторе. Что, если бы он проведал, чем в действительности является мир, где он находится? В ту пору его материальное оружие было гораздо мощнее того, каким располагали во Второй Академии, а психологическое — почти таким же грозным. Второй Академии пришлось прибегнуть к тактике сдерживания, минимуму действий — любая попытка победить в мгновенной схватке привела бы к тяжелейшим, необратимым последствиям.
Исход поединка целиком зависел от Байты Дарелл, от ее решительности и смелости. А ведь она совершила свой подвиг без вмешательства Второй Академии!
Потом наступил Золотой Век — Первым Ораторам, возглавлявшим в те времена Вторую Академию, удалось проявить небывалую активность, положить конец завоевательской карьере Мула, взяв под контроль его сознание. Удалось им остановить и Первую Академию, сдержав ее упрямство и любопытство в поисках местонахождения и сущности Второй Академии. Тем, кому принадлежала честь спасти План Селдона, был Прим Пальвер, девятнадцатый в череде Первых Ораторов. План был спасен, но не обошлось без жертв.
Теперь, через сто двадцать лет, Вторая Академия снова была вынуждена скрываться в заброшенной части Трентора. Пряталась она уже не от подданных Империи, а именно от Первой Академии, могущество которой достигло небывалых высот, власть которой в Галактике была почти равна власти Первой Галактической Империи, а что касается развития техники, то она давно обошла Империю.
Веки Первого Оратора сомкнулись, он впал в забытье. Он не спал, но и не бодрствовал, полностью расслабившись.
Хватит печалиться. Все будет хорошо. Трентор — до сих пор столица Галактики, потому что именно здесь находится Вторая Академия, и она сильнее и мудрее любого из Императоров.
Настанет черед, и возникнет Вторая Империя, совсем не похожая на Первую. Это будет Федеративная Империя: миры, составляющие ее, будут обладать значительными правами в области самоуправления, а память об унитарном, централизованном правительстве, тщетно строящем хорошую мину при плохой игре, пытаясь выдать собственную слабость за могущество, навсегда останется в прошлом. Новая Империя должна стать пластичной, гибкой, способной адаптироваться, умеющей выдерживать и амортизировать напряжение… И всегда, всегда ею будут править никому не известные мужчины и женщины из Второй Академии. Трентор по-прежнему останется столицей, и под управлением сорока тысяч психоисториков он станет величавее и могущественнее, чем под управлением сорока пяти миллиардов…
Первый Оратор очнулся. Садилось солнце. Не проговорился ли он? Не обронил ли лишней мысли?
Если любому во Второй Академии приходилось знать много, а говорить мало, то Правящим Ораторам следовало знать еще больше, а говорить еще меньше. А уж Первому Оратору суждено было знать больше всех, а говорить, естественно, меньше всех.
Шендесс криво усмехнулся. Сколь соблазнительна всегда была идея тренторианского патриотизма — видение всей цели созидания Второй Империи в образе сотворения гегемонии Трентора! Сам Селдон предостерегал против этого. Еще пять столетий назад он предвидел, что подобных мыслей не избежать.
Первый Оратор понял, что впал в забытье совсем ненадолго. До встречи с Гендибалем еще оставалось время.
Шендесс ждал личной встречи с молодым Оратором. Гендибаль мог взглянуть на План свежим взглядом, достаточно острым, чтобы увидеть то, чего не видят другие. Не исключено, что кое-чего и сам Шендесс не видел.
Никому не было ведомо, сколь много почерпнул Прим Пальвер, сам Великий Пальвер из встречи с юным Колем Бенджоамом, которому в ту пору не было и тридцати. Тогда они говорили о возможных вариантах правления Второй Академии, о построении схемы ее отношений с Первой. Бенджоам, впоследствии прославленный теоретик, самый выдающийся теоретик со времен Селдона, никогда никому не рассказывал об этой встрече, но именно ему суждено было стать двадцать первым из Первых Ораторов. Некоторые считали, что он затмил самого Пальвера теми уникальными изменениями в Плане, которые были внесены по его предложению в План в годы правления Пальвера.
Шендесс принялся размышлять о том, что ему может сказать Гендибаль. По традиции способные молодые сотрудники при встрече с Первыми Ораторами всю свою доктрину излагали в начальной фразе. И конечно же, они никогда не просили об этой первой аудиенции по какому-либо тривиальному поводу — для решения малозначительного вопроса. Это могло на корню разрушить всю их последующую карьеру. Не дай бог показаться Первому Оратору легкомысленным прожектером!
Минуло четыре часа, и Гендибаль явился. Внешне он не выглядел взволнованным. Он спокойно ждал — разговор должен был начать Первый Оратор.
— Вы попросили о личной аудиенции, Оратор, — сказал Шендесс, — по вопросу, который вам представляется важным. Не могли бы вы вкратце изложить мне суть дела?
И Гендибаль с олимпийским спокойствием, как будто у него спросили о том, что он ел на обед, ответил:
— Дело в том, Первый Оратор, что План Селдона — бессмыслица!
18
Стор Гендибаль был сам себе голова. Он вовсе не нуждался в похвалах со стороны и не помнил такого времени, чтобы ему казалось, будто он никому не нужен. Во Вторую Академию он попал девятилетним мальчиком — его разыскал агент, ощутивший в нем громадные потенциальные способности.
Гендибаль успешно постигал науки, увлекся психоисторией и втянулся в нее, как звездолет в гравитационное поле. Психоистория окликнула его, и он пошел на ее зов. Он прочел от корки до корки труды Селдона в том возрасте, когда другие только пытаются решать дифференциальные уравнения.
Когда ему исполнилось пятнадцать, Гендибаль поступил в Галактический Университет Трентора (так он официально назывался). На предварительном собеседовании у него спросили, каковы его цели на будущее, и он без запинки ответил: «Стать Первым Оратором до сорокалетия».
Но он вовсе не собирался занять пост Первого Оратора, не получив необходимого образования. Он просто считал, что это должно произойти, а каким образом, при каких обстоятельствах — неважно. Приму Пальверу было всего сорок два, когда он занял эту должность.
Квиндор Шендесс воспринял заявление Гендибаля скептически, и скепсис собеседника не укрылся от молодого Оратора, в совершенстве владеющего психологической речью. Он прекрасно понял, как если бы Первый Оратор сказал это вслух: теперь в его досье появится отметка о том, что он, Гендибаль, резок и несговорчив.
