Кирилл Домбровский - Серые муравьи
Доктор Нерст зажег свет.
— Ну, что вы об этом думаете? — спросил он.
— Очень интересно… — сказал Ширер. — Это очень интересно. Жаль, что ваш аппарат не был направлен на окно… Я не знал, что у муравьев бывает симбиоз со стрекозами.
— Это пока единственный случай такого рода, — сказал доктор Нерст. — Я нигде не встречал упоминания о подобных фактах. К тому же, должен заметить, это не совсем обычная стрекоза. Судя по увеличенным фотографиям, я не могу отнести ее ни к одному из описанных видов. Правда, снимки, сделанные с телеэкрана, недостаточно четкие…
— И тем не менее мы все это видели своими глазами… Впрочем, дело сейчас не в стрекозе; тот или иной вид — это не так уж важно. Существенно то, что мы знаем точно, когда произошло вторжение в вашу лабораторию. Вы обратили внимание на разницу во времени в реакции обезьяны и муравьев? Какая ошибка может быть в показаниях датчиков времени?
— Не больше нескольких секунд. Это не имеет значения. То, что вы говорите, несомненно очень важно. Муравьи заметили происходящее в лаборатории на несколько минут раньше обезьяны. Вероятно, она проснулась от шума упавшего окуляра микроскопа.
— Вполне возможно… Вполне возможно… Нельзя ли еще раз посмотреть фильм? Вы знаете, доктор Нерст, меня все время не покидает впечатление, что муравьи как будто чего-то ждали, если вообще можно применить к муравьям это выражение… Вам не кажется?
— Может быть… — ответил Нерст. — Я предложил бы сейчас посмотреть обе пленки одновременно, чтобы сравнить реакцию.
Нерст включил проекторы. Оба сосредоточенно следили за происходящим на экранах.
— Вот! Очевидно, в этот момент что-то привлекло их внимание! — воскликнул Ширер. — Вы видели?
— Да, но обезьяна в это время еще спит… Ага! Вы заметили? Я верну пленку и повторю изображение еще раз. Обратите внимание, в энцефаллограмме изменился ритм и появились резкие пики еще до того, как обезьяна проснулась!
— Это естественно. Мозг начал реагировать на внешний раздражитель до того, как наступило пробуждение. Это позволяет установить здесь причинную связь: раздражитель, вероятно звуковой, — реакция мозга — пробуждение.
— Да, но вы обратили внимание, что реакция муравьев — они заметно оживились — наступила до того, как обезьяна проснулась, но значительно позже, чем энцефаллограмма отметила восприятие звукового сигнала. Можно подумать, что муравьи реагировали на изменение энцефаллограммы, а не на ту причину, которая его вызвала. Следует сказать, что муравьи совершенно лишены органов слуха.
— Ну что же, это, на мой взгляд, только подтверждает наше предположение, что источником раздражения для обезьяны был звуковой сигнал.
— Я вижу в этом другое, — возразил Нерст. — Если допустить у этих муравьев существование биологической радиосвязи, а к этому есть веские основания, то можно предположить, что муравьи реагировали непосредственно на нервные импульсы в мозгу обезьяны. Что вы об этом думаете?
— Но вы говорите о возможности биологической радиосвязи между муравьями, а не между муравьями и обезьяной? Это уже гораздо более смелое допущение.
— А не может ли здесь явиться источником колебаний сам прибор — энцефаллограф? Возможно, что биотоки мозга обезьяны сами по себе слишком слабы, но, будучи усилены энцефаллографом, они воспринимаются муравьями? Иными словами, не может ли энцефаллограф явиться в данном случае генератором колебаний?
— Я не знаком детально с конструкцией этого прибора, но в принципе всякий электронный прибор образует вокруг себя переменное электромагнитное поле и в этом смысле может быть уподоблен передающей радиостанции. Но в таких приборах обычно применяются устройства для подавления создаваемых ими помех. К тому же против вашей гипотезы можно привести и другое возражение: почему вы уверены, что муравья реагировали именно на энцефаллограмму, а не на какое-то другое событие, происходящее в то же время?
— Может быть, вы и правы, решить этот вопрос можно будет после детального исследования обеих пленок. Если обнаружится достаточно надежная корреляция между энцефаллограммой и поведением насекомых, то это будет говорить в пользу моей гипотезы. Если корреляции не будет — в пользу вашей.
— Во всяком случае, это дело дальнейших исследований. Пока оставим этот вопрос открытым. Попробуем суммировать твердо установленные факты. — Ширер подошел к висевшей на стене черной доске и записал таблицу:
5 часов 22 минуты — первая реакция муравьев
34 мин. — изменение энцефаллограммы
36 мин. — просыпается обезьяна
37 мин. — реакция муравьев
40 мин. — появляется стрекоза
42 мин. — резкое возбуждение обезьяны
44 мин. — обезьяна умирает
5 часов 46 мин. — исчезает стрекоза
Ширер стоял у доски, задумчиво постукивая мелом, как бы вторя ритму своих мыслей. Худой, высокий Нерст стоял рядом, заложив руки за спину, и едва заметно покачивался в том же ритме.
— В этих цифрах самое существенное… — начал Ширер.
— …то, что прошло четырнадцать минут между первой реакцией муравьев и моментом, когда проснулась обезьяна, — продолжил Нерст.
Ширер кивнул. Нерст сказал:
— С аналогичным фактом я столкнулся вчера, наблюдая их поведение. Не говоря уже о весьма четкой дистанционной передаче информации, меня удивило то, что в ряде случаев реакция муравьев как бы предшествовала импульсу информации.
— Почему «как бы»?
— Может быть, я просто оговорился. Это отражает мое отношение к наблюдаемым фактам. Если оставаться в рамках рационального, на позициях причинности и единого хода времени, посылка информации должна предшествовать реакции. Следовательно, если муравьи в садке забеспокоились еще до того, как я ввел механический раздражитель — иглу манипулятора — в нервный узел одного из них, это доказывает, что подопытный муравей или они все тем или иным способом разгадали мои намерения. То есть источником информации в данном случае явился я сам, мое поведение… или…
— Что «или»?
— Или мои мысли. Об этом говорит и то, что их начальная реакция, когда я только еще собирался уколоть, и реакция на действительный раздражитель были совершенно различными.
— Первая слабее?
— Во много раз.
— Это очень важное наблюдение.
Ширер опять замолчал, разглядывая написанные мелом цифры. Наконец он сказал:
