Урсула Ле Гуин - Инженеры Кольца
Первого мобиля, если он будет сюда прислан, следует предостеречь, что если он не слишком уверен в себе или очень стар, его гордость и достоинство представителя определенного пола будет уязвлена. Мужчина, как правило, жаждет оценки своей мужественности, женщина стремится к тому, чтобы ее женственность была достаточно оценена, независимо от того, насколько косвенно или слишком утонченно были бы выражены проявления этой высокой оценки. На Зиме этого не будет. Здесь наиболее высоко ценится и уважается то, в какой степени ты являешься человеком. И это — совершенно поразительное ощущение.
Но я возвращаюсь к своей теории. Рассматривая побудительные мотивы этого эксперимента, если, конечно, это действительно был эксперимент, и, возможно, пытаясь снять с хайнских предков обвинение в варварстве, я сделала некоторые предположения относительно его возможно предполагаемой цели.
Цикл сомер-кеммера в наших глазах является чем-то унизительным, возвратом к дочеловеческому, животному существованию, подчинением человеческих существ механическому императиву сугубо физиологического процесса течки. Возможно, экспериментаторы хотели выяснить, останутся ли человеческие существа, лишенные постоянной половой потенции, существами разумными, способными к созданию культуры.
С другой стороны, ограничение действия полового влечения непродолжительными отрезками времени и его гермафродитческое «уравновешивание» должны в значительной степени ограничивать его использование и элиминировать, практически полностью исключать связанную с ним фрустрацию. Фрустрация сексуальная должна существовать (даже несмотря на то, что общество пытается ее предотвратить всеми доступными средствами, до тех пор, пока социальная группа достаточно сильна, чтобы дать возможность более чем одному своему индивидууму из ее числа пребывать в данный момент в кеммере, то сексуальное удовлетворение почти гарантировано), но уж, во всяком случае, не возрастает, потому что прекращается вместе с кеммером. Ну что же, таким образом они избавлены от множества бесплодных усилий и безумия, но что же тогда остается в сомере? Что должно быть подвергнуто сублимации? Чего достигает общество евнухов? Нет, конечно, в сомере они не евнухи, скорее, их можно сравнить с людьми, находящимися в периоде, предшествующем поре созревания, не кастраты, а люди, ожидающие физического побуждения.
Другое предположение относительно цели гипотетического эксперимента — устранение, элиминация войн. Может быть, древние хайниты полагали, что постоянно существующая половая потенция и организованная общественная агрессия, которые не выявляются ни у одного вида млекопитающих, кроме человека, являются причиной и следствием? Или, может быть, как Тумасс Сонг Ангот, считали войну проявлением исключительно мужского начала, которое замещает собой огромное насилие? И поэтому они в своем эксперименте элиминировали это мужское начало, которое насилует, и женское начало, которое подвергается насилию? Бог их знает… Факт очевиден — гетенцы, хотя и весьма склонны к соперничеству (что подтверждает существование достаточно сложных общественных каналов, обеспечивающих реализацию борьбы за престиж и т. п.), в то же время не слишком агрессивны, во всяком случае, у них до сих пор еще не происходило, как мне кажется, ничего такого, что можно было бы назвать войной. Они лишают себя жизни без всякого сопротивления, в одиночку и по двое, реже — десятками, но никогда — сотнями и тысячами. Почему?
Может оказаться, конечно, что это не имеет ничего общего с их гермафродитической психологией. В конце концов, их не так уж много. Кроме того, их климат. Погода на Зиме так безжалостна, так близка к пределам, за которыми не существует возможностей для человеческого существования, даже при всех их способностях приспосабливаться к холоду, что, возможно, они расходуют весь свой боевой пыл в борьбе с холодом. Народы, населяющие окраины обитаемого космоса, расы, существующие на самой грани допустимых пределов существования, редко бывают воинственными. И наконец, доминирующим фактором в жизни гетенцев является не секс, не что-либо иное, связанное с человеческой сущностью. Этот фактор — их окружение, их холодный мир. У человека здесь есть более жестокий враг, нежели он сам.
Так как я женщина из мирного и миролюбивого мира Чиффевар, я не являюсь специалистом в вопросах обуздания агрессивности и в вопросах, относящихся к войнам вообще. Пусть эти вопросы рассматривает кто-нибудь другой. Но, откровенно говоря, я не верю, чтобы кто-нибудь, переживший зиму на Зиме и стоявший лицом к лицу со Льдом, придавал такое уж большое значение военным победам и воинской славе.
8. Другая дорога в Оргорейн
Я провел это лето скорее как разведчик-испытатель, чем как мобиль. Я путешествовал по Кархиду от деревеньки к деревеньке, от домена к домену, присматриваясь и прислушиваясь. Этого никогда не может позволить себе мобиль в начальном периоде, когда он представляет собой для людей новость и диковинку, когда он постоянно должен быть доступен для обозрения и готов к выступлениям. Я сообщил своим хозяевам в очагах и в деревеньках, кто я такой. Большинство из них уже что-то слышало обо мне по радио и имело обо мне хоть какое-то понятие. Обычно они проявляли любопытство, одни в большей, другие в меньшей степени. У некоторых я вызывал страх или ксенофобическое отвращение. Враг в Кархиде — не чужой, пришлый захватчик. Незнакомец, пришелец — это гость очага. А враг — это сосед.
В месяце кус я находился на восточном побережье в качестве гостя клана Горинхеринг, в огромном доме-крепости, стоящем на холме, который возносился над вечными туманами океана Годомин. Там жило около пятисот человек. Четыре тысячи лет тому назад я застал бы их предков, живущих на том же самом месте и в таком же самом доме. За эти четыре тысячи лет было открыто электричество, изобретено радио, началось использование механических ткацких станков, автомобилей и сельскохозяйственных машин. Техническая эра наступила постепенно, без технической либо какой-нибудь иной революции. Зима на протяжении тридцати столетий не достигла того, чего Земля достигла когда-то на протяжении тридцати десятилетий, но зато не заплатила за это той цены, которую заплатила Земля.
Зима — очень жестокий мир. Наказание за преступление неотвратимо и наступает очень быстро — смерть от холода или смерть от голода. Никакого залога, никакой отсрочки. Человек может положиться на свое счастье, общество — нет, потому что такие культурные измерения, как случайные мутации, могут увеличить вероятность риска. В произвольно взятой точке их истории поверхностный наблюдатель мог бы сказать, что всякий технологический прогресс и распространение культуры здесь заторможены. Но этого никогда не было. Давайте сравним тропический ливень и ледник. Каждый из них по-своему достигает той цели, к которой стремится.
