Наталья Деева - Хирург
И ведь самое противное, что я постараюсь не думать о тебе, мама, чтобы не мучить себя. Моим самым жестоким наказанием будет память.
Уснуть Алексу так и не удалось.
В десять утра позвонила Ленка. Алекс долго не решался ответить и, наконец, сказал:
— Алло.
— Привет! — её голос звучал бодро. — Ну, что ты надумал?
На душе стало горько. Он не злился на Ленку. Её было жаль, ведь она — сестра по несчастью. Скорее всего, ей не хочется с ним спать, но она должна. После инициации он тоже будет обязан выполнять приказы. До самой смерти.
— Давай я приду к тебе… или ты ко мне? — спросил он.
— Лучше ты. Когда будешь?
— В три-четыре дня. Нормально?
— Но не позже шести. У меня мероприятие.
Что будет, если она провалит задание? Издохнет любимая собачка? Заболеет кто-то из родственников? Как инициировали её? Соблазнили? Или она добровольно согласилась на смерть, чтобы спасти любимого человека? Вот, где поступок с большой буквы, вот, что достойно уважения.
Вздохнув, он отогнал назойливые мысли. Пришло время сбивать ищеек со следа, он открыл свой ЖЖ и написал-таки Анечке: «Привет, солнце! Я собираюсь на днях в Харьков. Давай встретимся?» Так, кто ещё у нас из Харькова? Бульбулятор. Пишем Бульбулятору: «Богдан, я на днях к вам еду, не сможешь приютить?» Ух ты, Анютка ответила: «Когда будешь?» «На Харьковском поезде, в шестом вагоне, завтра полтретьего. Смайлик. Позвони, номер ты знаешь». «Приду обязательно и встречу. Ты такой таинственный». В ответ — поцелуйчик.
Получайте, сволочи. Читайте на здоровье.
Перепроверив вещи, Алекс упаковал ноутбук, оставил на столе записку. Обернулся на выходе: белое пятно на коричневой поверхности стола. Сердце защемило. Ещё не поздно передумать и всё вернуть… Нет! Дверь клацнула, захлопнувшись. Не оборачиваясь больше, Алекс сбежал по ступенькам.
До отправления харьковского поезда оставалось полчаса. Алекс слонялся по вокзалу, воровато оглядывался. Вздрагивал от громких звуков, избегал толп. Телефон оставался включенным и пока молчал. Значит, сектанты ещё не проверили переписку и уверены, что скоро их ряды пополнятся. И вдруг сотовый запел, завибрировал в кармане шорт. Алексу оцепенел. Кто это? Скользкими от пота пальцами выловил телефон: мама.
— Алло.
— Сынок, мне Метёлкина посоветовала поехать в Любимовку, это в пригороде Севастополя… Говорит, там здорово!
— Погляжу по Интернету, — Алекс еле ворочал языком.
— Что с твоим голосом?
— Прикорнул. Только-только проснулся.
— До вечера!
— Пока, — он отключился, вздохнул и побрёл вдоль поезда, стараясь держаться в стороне от людского потока.
У шестого вагона щебетала веснушчатая девушка-проводница, окружённая пассажирами, Алекс отключил телефон и подошёл к ней:
— Извините, можно вас попросить?
Зелёные глаза девушки игриво блеснули.
— Смотря о чём.
— Передать телефон в Харьков. Подойдёт девушка, Анна. Светленькая такая, лет семнадцать на вид. Вот, — он протянул полтинник.
— А если я телефон присвою? — улыбнулась проводница.
— Значит, присвоите, — сказал Алекс равнодушно, его не волновало, кому достанется мобильный.
— Не бойся, всё будет хорошо, — она взяла деньги, телефон и проговорила про себя. — Анна, светленькая, молоденькая.
Если захотят вычислить, где я, будет им сюрприз, подумал Алекс и зашагал к кассам, где взял билет до Симферополя в плацкарте. Харьковский поезд вздрогнул, тронулся, громыхая вагонами. Вот и всё, меня нет, я уехал в Харьков и оставил здесь свою тень. Оп — мелькнула в толпе белокурая голова — Алекс пригнулся, шарахнулся за угол. Бросило в жар, потом — в холод. Набравшись мужества, он выглянул и вздохнул облегчённо: не Ленка. Обознался. «Привыкай, — ухмыльнулся внутренний голос. — Теперь так будет часто».
Оставшееся время Алекс просидел в кафе за чашкой чая. Недопитый чай остыл, официантки косились на странного посетителя, упёршегося взглядом в одну точку. Откуда им знать, что этот человек потерял свою судьбу?
Встрепенувшись, он по привычке полез за телефоном, чтобы узнать время, и долго рылся в вещах. Вспомнил, что ему теперь не нужен телефон, вздохнул, поплёлся на вокзал и полчаса бродил по перрону, подсознательно надеясь, что его остановят, и всё вернётся на круги своя.
Что сейчас происходит в жизни, которая осталась в прошлом? Мама ещё не вернулась с работы, за неё пока не стоит переживать. Ленка ждёт. Наверное, перестелила бельё. Как проститутка в ожидании клиента. Странное дело: клиент бывает и у шлюхи, и у киллера; его, Алекса, заказали — проститутке.
Что будет, когда она поймёт, что клиент сбежал?
Бойкий голос диспетчера объявил посадку на симферопольский поезд. Приговорённый Лапиков — к стенке, вы проиграли. Можно попытаться ещё раз, но уже другим персонажем. В странной игре под названием жизнь нельзя сохраняться. Если теряешь, то безвозвратно.
Устроившись на боковушке, Алекс глядел в окно. Купе заняло семейство: толстуха неопределённого возраста, сухонький мужичок и шумные мальчишки лет десяти-двенадцати. Толстуха извлекла из недр потёртого пакета свёрток, источающий запах копчёностей и чеснока. В купе реже, чем в плацкарте, встречаются такие персонажи, подумал Алекс, эх, пора учиться экономить.
Пассажиры толкались, наступали на ноги и галдели.
— Просьба провожающих покинуть вагон, — звонко прокричала проводница.
Толчея усилилась, а потом наступила тишина. Поезд тронулся — за окнами поплыли знакомые здания. В соседнее окно стучал черноволосый паренёк, в его глазах Алекс видел отражение своей тоски. Девушка, с которой он прощался, рыдала, прикусив руку.
Алекс полжизни отдал бы за право на надежду. Чувствуя, как в горле сжимается солёный комок, он выбежал в тамбур, прислонился лбом к стеклу, слизал капли, скатившиеся по щекам. Они были горькими.
За стеклом родной город уменьшался, уменьшался, и вот не разглядеть уже ни домов, ни труб заводов. Только жалкие лачуги убегали и убегали вдаль. Там, за полями, за холмами, за деревьями, ждали неизвестность и одиночество.
Шалый
Выехав на нормальную дорогу, я остановил машину, осмотрел разбитую фару. Всё-таки я прав, стоило проучить эту сучку! Как мне завтра братану в глаза смотреть? Новую машину ухайдокал. Твою мать, ну и праздничек! Уроды как почуяли, полезли изо всех щелей. Поеду-ка домой, оставлю машину на стоянке — гнать к Максу так в падлу. Да и как я домой доберусь? А пройдусь пешком, авось попустит.
Стоянка была за городом — пустырь, огороженный ржавой сеткой. Я посигналил. В будке сторожа загорелся свет — вышел дряхлый дед в фуфайке, сощурился, поднял шлагбаум. Припарковался я между двумя джипами, вышел, поёжился. Дубарь-то какой по ночам, а идти до фига, как долго.
