Филип Дик - Глаз в небе
— Один билет до Сан-Франциско. В крайнем случае согласен и на багажный отсек.
Все равно на билет не хватало. Срочная телеграмма Марше принесла недостающие доллары… и закрыла его банковский счет. С денежным переводом от Марши пришло непонятное послание:
"МОЖЕТ НЕ СТОИТ ТЕБЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ.
СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО СТРАННОЕ".
Это удивило, но не сильно. По правде говоря, Джек уже неплохо представлял себе, что могло произойти.
Самолет прибыл в Сан-Франциско незадолго до полудня. Дальше Гамильтон ехал автобусом компании «Грейхаунд». Парадная дверь его дома в Белмонте оказалась запертой, а в широком окне гостиной желтым неподвижным пятном маячила печальная физиономия Прыг-Балды. Марши не было видно. Но Джек почему-то сразу понял, что она дома.
Отперев дверь, Джек с порога крикнул:
— Я приехал!
Из глубины темной спальни донеслось сдавленное рыдание. — Дорогой, я умираю?.. — Марша беспомощно копошилась в затемненной комнате. — Я не могу к тебе выйти. И не смотри на меня. Пожалуйста, не смотри! Гамильтон снял трубку телефона и набрал номер. — Приезжай ко мне домой, — приказал он Биллу Лоузу. — И всех из нашей группы обзвони, кого сможешь. Джоан Рейсс, женщину с сыном, Макфифа — если он отыщется…
— Эдит Притчет с сыном еще в больнице, — ответствовал Лоуз. — Только Богу известно, где могут быть остальные. А почему так срочно?..
Извиняющимся тоном он добавил:
— Я, видишь ли, с похмелья.
— Тогда сегодня вечером!..
— Давай завтра, а? В воскресенье тоже будет неплохо. А что случилось-то?
— Мне кажется, я разгадал причину наших злоключений, — сообщил Гамильтон.
— Как раз когда мне начинает это нравиться!..
Дальше Лоуз заговорил, подражая сленгу негров из гетто:
— А завтра здеся бальшой день. В Божье васкрисенье нам хотится много плясать.
— Что с тобой?
— Ничаво, сэр. — Лоуз хмыкнул в трубку. — Вааще ничаво.
— Значит, увидимся в воскресенье! — Гамильтон повесил трубку и повернулся к спальне. — Выходи! — резко бросил он жене.
— Не выйду! — упрямо ответила Марша. — Ты не должен смотреть на меня. Я уже так решила.
Став на пороге спальни, Джек похлопал себя по карманам, ища сигареты. Напрасно: он оставил их у Силки. Не сидит ли девица по-прежнему в его «форде», через дорогу от церкви отца О'Фаррела? Вероятно, она видела их с Чарли вознесение. Но девица она ушлая, вряд ли ее это удивило. Так что страшного ничего не произошло. Разве что он потратит немало времени, прежде чем найдет свою машину.
— Ну, малышка, иди же! — позвал он жену. — Я хочу завтракать. А если тебя пугает то, что я предполагаю…
— Это ужас какой-то! — В голосе Марши звучали отчаяние и отвращение.
— Я хотела покончить с собой. Ну почему это случилось? Что я такого сделала? За что мне такое наказание?!
— Это не наказание, — заметил Джек как можно мягче. — И скоро пройдет.
— Правда? Ты уверен?
— Если только мы будем правильно действовать. Я иду с Балдой в гостиную. Мы ждем тебя.
— Он все уже видел. — Голос Марши опять задрожал. — Я ему отвратительна!..
— Коты всегда торопятся с выводами, ты знаешь…
В гостиной Джек плюхнулся на диван и принялся терпеливо ждать. Наконец из темной спальни донеслись звуки осторожных шагов. К выходу приближался неуклюжий силуэт.
Острая жалость пронзила Джека. Бедняжка!.. Ей ведь непонятна причина случившегося!
Толстая, приземистая фигура смотрела на него с порога. Несмотря на предупреждение, Джека потрясло увиденное. Сходства с Маршей у фигуры не было почти никакого. Неужели это раздувшееся чудовище — его жена?!. Слезы текли по ее шершавым щекам.
— Что… что мне делать? — прошептала она.
Вскочив с дивана, Джек подбежал к жене.
— Это долго не продлится, уверяю тебя! Подобное произошло не только с тобой. Лоуз еле волочит ноги… И говорит с негритянским акцентом.
— Какое мне дело до Лоуза! Ты лучше на меня посмотри!
Происшедшие перемены могли изумить кого угодно. Прежде шелковистые каштановые волосы теперь висели тусклой паклей; кожа стала серой и угреватой. Тело невероятно расплылось вширь. Огрубели и распухли руки; ногти расслоились и почернели. А ноги превратились в две белые колонны, пораженные плоскостопием и обросшие мерзкими волосами. Одета Марша была тоже весьма странно: свитер грубой вязки, заляпанная юбка из твида, теннисные туфли… с торчащими наружу грязными носками.
Гамильтон оглядел жену со всех сторон.
— Что ж, выходит, я абсолютно прав.
— Это Бог, наверно…
— К Богу это не имеет никакого отношения. Скорее — наоборот. Имеется тут некий ветеран войн по имени Артур Сильвестр. Спятивший солдафон, фанатично уверовавший в свои шизоидные религиозные фантазии. А люди вроде тебя для него опасные радикалы. У старика весьма конкретное представление насчет того, как должен выглядеть радикал. Особенно молодая, радикально мыслящая дама вроде тебя.
Грубое лицо Марши исказилось болью.
— Я выгляжу как… как отрицательный герой мультфильма.
— Ты выглядишь так, как воображает тебя Сильвестр. Он также думает, что негры непрерывно шаркают подошвами. Так что нам, я думаю, несладко придется… Если мы не выберемся из мира идиотских фантазий Артура Сильвестра как можно скорее, то нам конец.
Глава 8
Воскресным утром Джека разбудил шум и грохот, царившие в доме. Сразу припомнилось загадочное предсказание Лоуза о каком-то недобром событии, ожидавшем их в начале Божьего дня. Из гостиной неслись рев и скрежет. Гамильтон очертя голову бросился туда и обнаружил, что телевизор непонятно как включился и экран не только ожил, а, похоже, взбесился. Картина представляла собой сумбурную круговерть красных, синих и пурпурных пятен. Из динамиков несся девятый вал убийственного рева — наверное, такие звуки должны были нестись прямо из кругов ада.
Постепенно до Джека дошло, что это скорее всего воскресная проповедь самого Тетраграмматона.
Выключив телевизор, он прошлепал обратно в спальню. Несчастная Марша свернулась в кровати бесформенной грудой, уклоняясь от солнечного света, бившего в окно.
— Пора вставать, — сказал ей Джек. — Разве ты не слышишь, как Всевышний вопит в гостиной?
— О чем? — недовольно пробормотала Марша.
— Да ничего особенного. Покайтесь — или будете вечно прокляты.
Красноречие для улицы.
— Не смотри на меня! — взмолилась Марша. — Отвернись, пока я одеваюсь. Господи, какая я теперь уродина!
В гостиной снова на полную мощность включился телевизор. Никто не пытался больше прерывать эту вселенскую ругань. Стараясь не слушать и не слышать, Джек ушел в ванную и занялся бесконечным умыванием и бритьем. Когда он вернулся в спальню и стал одеваться, у входа раздался звонок.
