Тим Скоренко - Вдоль по лезвию слов (сборник)
Надо сказать, что автомобили я любил. Я и теперь отношусь к ним с нежностью. Не к этим современным «Тойотам» и «Хондам», неотличимым одна от другой, а к настоящим машинам. Например, к «Форду Гран Торино» семьдесят третьего года или чему-то подобному. Я вспомнил «Гран Торино» в связи с недавно вышедшим фильмом Клинта Иствуда. Мне был невероятно близок герой Иствуда по духу – мы одногодки с этим великим актёром и, наверное, с его героем. Ну вот, теперь вы можете без труда посчитать, что мне около восьмидесяти лет.
Я опять отвлёкся.
Итак, на заднем дворе были машины – красивые, мощные, эффектные. Вот «Форды»: белый «Тандебёрд» пятьдесят седьмого года, потёртый «Крестлайн» пятьдесят четвёртого, новенький «Кастом», трёхлетка «Фэрлейн». А вот старый «Кадиллак Сиксти-Спешл» конца сороковых, и «Понтиак Стар-Чиф», и огромный «Крайслер Ньюпорт» второго поколения, и красавица «ДеСото Файердом» пятьдесят пятого года… У меня разбегались глаза.
И тут я понял, что происходило. Это были любительские гонки. Заезды, которые впоследствии переросли в современный стритрейсинг.
В те годы многие гонки сток-каров, то есть серийных машин, чуть подработанных для скоростных трасс, считались полулюбительским делом. Профессиональных гонщиков, зарабатывавших себе на хлеб скоростью, было гораздо меньше, чем фанатов, которые покупали подержанный «Крайслер» и заявлялись на какую-либо гонку. Конечно, на трассах тогда блистали звёзды – Ли Петти, Бак Бейкер, Тим Флок, но наполнение одного заезда машинами происходило за счёт большого количества любителей.
Частенько любители проводили собственные гонки. Выделяли участок дороги, чаще всего кольцеобразный и неасфальтированный, и соревновались на нём парами или четвёрками. Именно такие гонки проходили близ Ганнисона, штат Колорадо.
Когда я вернулся, Рэд уже пил пиво, закусывая его сушёной рыбой.
«Ну что там?» – спросил он, будто я ходил не в туалет, а именно за информацией.
«Любительские гонки».
Рэд кивнул с видом, будто он всё понял с первого взгляда, просто мне не сказал. Скорее всего, так оно и было.
Некоторое время мы сидели молча. Рэд прихлёбывал пиво из бутылки, я пил «Кока-колу» из высокого стакана. Мне не хотелось хмельного.
Через какое-то время я выделил в толпе парня, который являлся центром всеобщего внимания и поклонения. Он сидел на невысоком мягком диванчике и обнимал двух девушек. Правая девушка иногда подносила к его рту стакан с коктейлем, а левая тёрлась губами о его щёку и что-то шептала на ухо. Девушек парень воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Он умудрялся одновременно болтать со всеми окружающими. Одному он улыбался, на другого с улыбкой показывал пальцем, третьему что-то рассказывал. Душа компании, не иначе.
Что-то в его облике мне сразу не понравилось. Такие люди панически боятся упасть с трона, на который себя возвели. Они пойдут на всё, чтобы не проиграть, не показать свою слабость. Такие люди могут быть жестоки, пока судьба не научит их снисхождению. Судьба пришла к этому парню в образе Рэда Байрона.
Раздался резкий звук трещотки.
«Митчелл! – послышался крик. – Финал!»
И парень, на которого я обратил внимание, лениво поднялся с дивана. Это и был Митчелл.
«Хочешь посмотреть?» – спросил Рэд.
«Наверное, – ответил я. – Раз уж мы тут сидим».
«Пошли».
И мы отправились за толпой, которая толкалась у дверей, пытаясь выбраться наружу.
На площадке царил беспорядок. Мы с Рэдом сначала не могли понять, куда идти, но затем Рэд показал пальцем:
«Вон таблица результатов, пошли».
Таблица оказалась огромной школьной доской, на которой мелом записывались фамилии и результаты.
«Три заезда, – пояснил Рэд, – это одна гонка. В каждой гонке есть победитель и проигравший. Выиграл два заезда – выиграл гонку. Третий – это если первые два закончились победой разных пилотов. Заезды – по двое. Судя по всему, у них тут система “четвертьфинал – полуфинал – финал”».
Я спросил у Рэда, откуда он всё это знает.
«Когда-то тоже так гонялся».
И всё, больше он ничего не сказал. Казалось, что ему эта тема неприятна.
Рядом со мной толкалось двое мужчин вполне приличного вида – лет по тридцать пять, в костюмах. Они странно выглядели в толпе молодёжи и работяг. Я спросил у одного из них:
«А что тут происходит?»
«Гонки», – услышал я в ответ. Это снова напомнило мне историю о Черчилле.
Второй оказался любезнее.
«Митчелл против Харперсона в финале. Митчелл выиграл двенадцать последних соревнований. Говорят, собирается участвовать в профессиональных гонках».
«Спасибо».
Но он продолжил:
«Вы не смотрите, что мой приятель такой хмурый. Он хочет сорвать банк и поставил на Харперсона».
Приятель к этому моменту уже пробивался к трассе. Мы последовали за ним.
Трасса представляла собой неасфальтированную дорогу из плотно утрамбованного песка с мелкими камешками. Её конфигурация оказалась довольно затейлива. Сначала она спускалась, там было что-то вроде короткой прямой, затем делала несколько хитрых поворотов, затем снова поднималась к нам. Верхняя прямая длиной порядка шестисот футов проходила вдоль импровизированной трибуны, составленной из деревянных козел и скамеек. Общая длина трассы составляла около 3000 футов, то есть менее мили. Линия старта-финиша располагалась ближе к окончанию длинной прямой.
Мы с Рэдом забрались на одни из козел. Трасса была видна вся – от первого до последнего поворота. Мы смотрели на неё сверху вниз.
Машина Харперсона уже стояла на старте. Это была «Шевроле Бель-Эйр Хардтоп» в спортивной конфигурации пятьдесят седьмого года, очень красивая машина, скорее женская, чем мужская. Она была чудовищно пыльной и, кажется, слегка помятой – Харперсону непросто дались предыдущие заезды. Я подумал, что если у него установлен двигатель V8 на 283 кубических дюйма, то у соперника нет шансов, даже если он сам Митчелл. Харперсон, одетый в лёгкий комбинезон, стоял у машины и, бурно жестикулируя, что-то говорил невысокому человеку в чёрной кожаной куртке.
А потом я увидел машину Митчелла.
Митчелл ехал сквозь толпу, как нож сквозь масло. Люди расходились, раздавались приветственные крики и вздохи восхищения.
У Митчелла тоже была «Шевроле», но – «Шевроле Корветт». Лёгкая спортивная машина, модель пятьдесят восьмого года. Даже штатная «восьмёрка» порвала бы любой «Бель-Эйр» на тряпки, что уж говорить о форсированном двигателе автомобиля Митчелла. Я не сомневался, что двигатель «Корветта» тщательно обработан руками механиков.
«Красиво», – сказал Рэд, попивая пиво.
«Нечестно», – ответил я.
«Честно. Этот второй знал, на что идёт. Не хотел бы – не выставлялся бы».
