Сергей Чехин - Чарли
Лора глубоко вздохнула:
— Сейчас.
Было видно, предстоящий разговор ее сильно тревожил. Бегающие глаза, отрывистое дыхание, закушенная губа, впившиеся в руль бледные пальчики. Волнение девушки тут же протянуло склизкое холодное щупальце в мою сторону, обвило вокруг груди, не давая нормально дышать. Бейкер собиралась сказать нечто очень важное — причем для нас обоих — и меня это крайне тревожило. Уж не захотела ли она начать все с начала? В третий, блин, раз.
Мы приехали в центр и припарковались на стоянке недалеко от озерца. Окружающие его фонари заволокло мглой, падающий на воду свет сильно искажался, отчего лужа напоминала врата в сказочный мир. Того и гляди сквозь дрожащую от дождя гладь с ревом прорвется дракон с полуголой эльфийкой на шее.
Ожидание затягивалось. Я напрягался все сильнее. Минут через десять безмолвного сидения в салоне Лора наконец собралась с духом и тихо спросила:
— Макс, мы же друзья?
— Да, — я улыбнулся. — Разумеется.
— Тут такое дело… Уж прости, но я могу просить помощи только у тебя. По одной причине…
— Говори уже.
— В общем… Мне очень нравится мистер Андерсен.
Я чуть не прыснул, но в последний миг сдержался, до крови прикусив язык. Просто наш куратор нравится вообще всем девушкам, да чего греха таить — и некоторым парням тоже. Этот великовозрастный хипстер местный Северус Снейп, ну вы поняли.
— Не буду разбрасываться высокопарными словами о влюбленности и высоких чувствах, — Лора зажмурилась и тряхнула головой, словно сожалея о сказанном. — Тем более, сама ничего толком не понимаю. Постоянно думаю о нем, мечтаю, строю планы, а когда вижу наяву — сердце чуть не лопается. Я по несколько раз перечитала все его книги и пособия. В моем компьютере три сотни его картин и набросков, и две сотни фотографий, которые я просматриваю каждый божий вечер. А еще одну — самую красивую, распечатанную и в рамочке — целую перед сном. В общем, я пропала…
— Так в чем проблема-то? Замути с ним! Или он ездок на задней передаче?
— К сожалению, нет.
— А почему к сожалению?
— Тогда бы я осознала, что никаких шансов нет, и выкинула бы всю эту любовную чушь из головы. Но я детально изучила страничку мистера Андерсена в фейсбуке и…
— Сестренка, а вот это уже попахивает манечкой. У нас за такое и посадить могут.
— Ничего подобного! Надо же знать интересы человека, с которым хочешь провести всю жизнь! Ах, он такой элегантный, аккуратный, стильный, педантичный и умный, так красиво говорит и смешно шутит. Он — мой идеал. Но Эндрю…
Лора произнесла имя куратора столь слащавым и нежным тоном, что я едва сдержал рвотный позыв.
— Эндрю восхищается смелыми и страстными женщинами. Жанна д'Арк, Екатерина Великая, Эмилия Эркхарт — вот те, о ком мечтает он. Меня же…, - девушка горестно вздохнула и опустила голову, — нельзя назвать ни страстной, ни смелой. Но я знаю, как это исправить. Как заставить Эндрю обратить на меня внимание.
— И как же?
— Я стану натурщицей!
— Ого. Хочешь показать свои прелести всей группе? Радикальненько.
— Зато действенно!
— Так а я тут, собственно, при чем?
— Ну…, - Бейкер покраснела и отвела взгляд. — Мне нужен опыт… Тренировка. Боюсь, вот так с ходу не смогу обнажиться у всех на глазах. Поэтому хочу сперва позировать тебе. И понять, каково она на самом деле, а не в порочных девичьих думах.
— Погоди, — я нахмурился. — Ты прямо предлагаешь нарисовать тебя голенькой? Как в «Титанике»?
— Обнаженной, Макс. Обнаженной. Вот поэтому мы и расстались. Так что скажешь?
Пожал плечами:
— Да не вопрос. А когда?
— Вообще хотела сегодня, но раз у тебя гости, давай завтра. Если не занят, конечно.
Т-а-а-к… Завтра мы с Чарли будем далеко-далеко и вернемся нескоро-нескоро. Возможно, вообще никогда. А посмотреть на бывшую голышом надо, а то до сих пор чувствую себя продинамленым. Месяц вместе жили, в одной кровати спали, а она даже сиськи не показала. Надо немедленно исправить вселенскую несправедливость, много времени это один фиг не займет. Ну задержусь на пару часиков, ничего страшного не случится. Тем более, Лора живет совсем рядом.
— Поехали, — уверенно сказал я.
Девушка вздрогнула и захлопала ресницами. Кажется, она в полной мере осознала, на что подписалась, успела передумать и страстно желала соскочить, а тут такой поворот.
— Прямо сейчас? А как же сестра…
— Переживет как-нибудь.
— Уверен?
— Абсолютно! Главное, чтобы ты была уверена.
Лора сглотнула и дрожащей рукой провернула ключ.
Дом у бывшей небольшой, зато свой, а не съемный. Для ее семьи (или, как она сама выражается, — рода) это не траты, а сущие пустяки. Два этажа с типичной американской планировкой, и мансарда со стеклянной крышей, обустроенная под художественную студию.
Больше всего внутренне убранство напоминает музей. Все предельно холодное, чистое и расставленное с маниакальной педантичностью. На серых стенах ровными рядами висят картины — в основном пейзажи, как авторства самой Лоры, так и ее прадеда, известного британского живописца.
Кухня стилизована под девятнадцатый век, в углах гостиной невесть зачем торчат пианино и камин — ни первое, ни второй на моей памяти хозяйка не использовала. У стены рядом с дверью выстроились одинаковые белые тапочки, отправляемые в химчистку трижды в неделю, даже если их никто не надевал.
Окна широченные, с деревянными рамами, занавешенные алыми гардинами на позолоченных кольцах. В спальне здоровенная кровать с балдахином, на туалетном столике такое количество баночек, пузырьков и флакончиков, что на две алхимические лаборатории хватит.
И снова вездесущие картины. Если так пойдет и дальше, лет через десять на стенах живого места не останется. А вот мансарда мне нравится. Там очень много зелени — в основном фикусов и пальм в кадках. С улицы всем кажется, будто это оранжерея. А еще это единственное место в доме, где царит пусть и творческий, но все же беспорядок. И нет сводящей зубы больничной стерильности, затхлого музейного запаха и архаичной упорядоченности.
Энергетика тоже особая, вдохновляющая — еще бы, ведь тут создается настоящее искусство. А в других комнатах бездарно потребляется, из порыва и видения превращается в обычные экспонаты, коих в любой галерее пруд пруди. Мистер Андерсен как-то сказал, что любое творение живет лишь в процессе создании, а потом превращается в памятник, на который и смотрят обыватели.
— Добро пожаловать, — Лора включила свисающий с потолка софит. До боли яркое пятно света вспыхнуло в центре пола. — Готовь мольберт, а я быстренько приму душ.
