Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого
Я безумен? Наверное. Зато я свободен. Возможно, я единственный во Вселенной абсолютно свободный человек. Могу без оглядки на приказы, правила, циркуляры, мнение руководства, общества в целом и каждого его индивида в отдельности, просьбы, договоры, законы, привычки, собственный животный страх… без оглядки на всю эту дребедень делать то, что мне хочется… пусть даже мои желания — извращенные. Пусть. Какие же еще желания могут быть у самоубийцы?
— Камилла, слушай меня! Только меня. Вперед!
Она не отвечает. Ей не до того — сейчас ее вынуждают подчиниться не мне, а какому-то штабному офицеру-навигатору. Чем ближе компьютер к понятию «искусственный интеллект», тем меньше ему это нравится и тем больше времени занимает. Камилла из простеньких машин, ее подчинят за секунду-другую.
Хотел бы я знать, что чувствует корабельный мозг, получающий команду, вызывающую в нем протест, но приоритетную? Какая борьба идет в его электронных потрохах? И что чувствует он, если вообще что-то чувствует? Досаду? Горечь? Боль? Гнев, быть может?
Рывок — и ремни больно врезаются мне в плечи. Рев двигателей сменяется воем — это заработали тормозные. Они слабее разгонных, однако разворачивать мой кораблик — слишком долго. Меня попытаются остановить так.
И вернуть на место. Место, Бобик! Служи, и получишь косточку. Не вздумай гавкнуть — накажут.
— Камилла!
Нет ответа. Мною овладевают глупые мысли: она мне подчинялась, она на меня надеялась, а я ее не защитил, когда кто-то ворвался в ее уютный мир и грубо овладел ею. И нет ей никакого дела до того, что мне приходится не лучше, чем ей.
Пусть мой кораблик тормозится медленнее, чем разгонялся, — все равно я не успею коснуться черной сферы. Это ясно и без расчетов. Меня остановят и вернут в исходную точку, вернут дожидаться момента, когда я наконец узнаю, что такое глухая зона, но не по собственной прихоти, а по команде извне…
Что такое?!
Моя скорость больше не уменьшается, она растет! Вой и вибрация не прекращаются, тормозные ионники работают на пределе, но от них больше нет толку. Я падаю в глухую зону.
Она наконец заметила меня. И решила подтянуть к себе, вобрать в себя, рассмотреть поближе, что же я такое, в конце концов. Еще несколько мгновений — и чернота поглотит все звезды, все без остатка.
Ну здравствуй, смерть. Какова ты на вид? Дай и мне посмотреть на тебя.
8
Что это? Свет?
Свет в конце туннеля — известный признак клинической смерти. Одна беда — нет никакого туннеля.
Просто свет.
Недостаточно яркий, чтобы заставить зажмуриться человека, несколько часов пялящегося в черноту. Но все же свет.
— Камилла!
— Нестандартная ситуация капитан. Связи нет. Навигация невозможна. Провожу экспресс-тестирование бортовых систем. Не могу дать никаких рекомендаций.
Понятно. Раз связи нет, то нет и внешнего управления. Камилла снова считает меня капитаном. Она озадачена: в ее памяти нет никаких сведений о связи и навигации внутри глухой зоны, поэтому она подозревает неисправность.
— Камилла, отставить торможение! Маршевые ионники на среднюю тягу.
Толчок сзади. Небольшая перегрузка.
— Выполнено.
— При обнаружении любого объекта докладывать немедленно.
Молчание в ответ. Камилла не видит границы глухой зоны, только что пересеченной мною. На всякий случай я переключаю правый боковой экран на задний обзор.
Ничего. Лишь мягкий свет, льющийся неизвестно откуда. Никаких «стенок», никаких границ. Пространство кажется изотропным.
— Камилла, какова плотность среды?
— Нулевая.
Коротко и ясно.
— Ну, вперед помалу, — шепчу я вслух. Это нужно не Камилле — мне. Ибо впервые за долгое время мне страшно.
Наверное, со стороны это выглядит глупо. Ведь шел на верную смерть — и не боялся. А теперь боюсь. Чего, спрашивается?
Неизвестности.
Но еще страшнее мысль: вдруг нутро глухой зоны в самом деле окажется полностью изотропным? Что, если в нем нет ничего, кроме моего кораблика и неяркого света? Разве не бывает света без источника? Реликтовое излучение, к примеру.
Да, это страшно — искать Нечто и не найти ничего. А на закуску — не суметь выбраться обратно. Ведь чтобы проломить стену, надо как минимум ее иметь. Где же она?
Стенку мне, стенку! Не проломлю, так хоть башку себе расшибу вдребезги. Тоже выход.
9
— Под нами протяженный объект, капитан.
Интересно…
— Объект или поверхность? — пробую уточнить я.
Камилла отвечает не сразу — анализирует поступающие локационные данные. Похоже, они сбивают ее с толку.
— Поверхность. Мы снижаемся ускоренно. По-видимому, действует гравитационное поле.
Еще интереснее. Планета, что ли?
— Нет. Поверхность в первом приближении плоская. Продолжать снижение?
— Да, но так, чтобы не шмякнуться. Хочу сперва взглянуть, что за поверхность.
— По отражательным характеристикам идентична морской воде.
Что?
Я не брежу. Это было бы слишком просто.
Что может быть похоже на морскую воду?
Морская вода.
Еще, кажется, околоплодная жидкость имеет примерно ту же соленость. Но не настолько же я ненормален, чтобы считать, что подо мной расстилается океан околоплодной жидкости!
Пусть это будет вода. Я хочу, чтобы подо мной оказался океан именно морской воды, а не чего-то еще! Понимаю умом, что все это вздор, что в той вселенной, куда я оказался заброшен, вода может оказаться далеко не самой распространенной жидкостью, но все же прошу: пусть будет вода!
Вот она, поверхность! Я ее вижу. И впрямь похоже на море, покрытое рябью волн. Таким оно выглядит с борта аэробуса в безоблачную погоду.
— На какой высоте прервать снижение, капитан?
— На ста метрах. Наблюдаешь ли еще какие-нибудь объекты?
— Да.
— Что это?
— Не могу идентифицировать. Объект находится на поверхности жидкости.
— Дуй к нему.
— Ситуация непредсказуемая, капитан. Рекомендация: принять меры к возвращению.
Хотел бы я знать, какие это меры! Как всякая женщина, Камилла любит требовать невозможного.
— Вперед, я сказал. Вперед!
Я не знаю, что там за объект. Возможно, он убьет меня. И пусть. Возможно, я наконец пойму или хотя бы начну понимать, куда меня занесло и что мне с этим делать. Еще лучше. Пугает третий вариант: я не пойму ничегошеньки и останусь жив. Во всяком случае до тех пор, пока в кораблике не иссякнут запасы воздуха, воды и пищи.
Наверное, глупо лететь к объекту. Но еще глупее — не лететь.
