Юрий Никитин - Ярость
– Здорово, – выдохнул он наконец после длинной, хоть и немой фразы, что как колокол звучала в наших ушах, потому что произносилась хором, – а митинги протеста против своего режима не само правительство организовывает?.. Жаль.
– А то бы организовали? – спросил Коган.
– Конечно, – заверил Кречет. – Ломать – не строить. И удовольствия больше. Марина, зови... нет, проси его прямо в нам. Да, прямо на заседание. Мы чуть прервемся, а то мозги уже скрипят, пусть отдохнут, а мы пока поговорим с правозащитником. А того, назначенного, не пускать! Это же анекдот, если правительство само пишет текст на лозунгах оппозиции или указывает, за что его критиковать!
Марина заколебалась:
– А может, все-таки в шею? Вам работать надо.
– Погоди, все-таки этот экземпляр из редкой породы бескорыстных. Их оберегать надо. Зови! Только принеси для него кофе. Посмотрим, кто кого использует.
Марина вышла, а Яузов буркнул:
– Какая длинная фамилия... По мне уж Сруль Израилевич и то проще.
Я ощутил, что надо и мне что-то сказать, поучаствовать, а то вроде бы работа кипит, все что-то делают, торопливо записывают ценные указания Кречета, шепчутся, по-государственному морщат лбы и двигают бровями, только я глазею по сторонам, отмалчиваюсь.
– Да все просто, – объяснил я. – Был когда-то человек по имени Клен. Его дети на вопрос: чьи, отвечали – кленовы. Через тридцать-сорок лет дети мужика по фамилии Кленов отвечали на такой же вопрос: кленовские. Или – кленовичи, если жили чуть западнее. Дети Кленовича уже были Кленовичичи, а дети Кленовичича – Кленовичичевскими. Хоть и длинная фамилия, но произносится легко. Попробуйте!.. Только везде упрощающие жизнь, как жаждется простому человеку, американцы сломают язык.
Коган с восхищением повертел головой:
– Здорово! Хочу посмотреть на его внуков.
– Эпоха образования фамилий уже закончилась, – разочаровал я его. – А то бы у нас были Компьютеровы, Телевизорские, Программистовы, Визажистичи, Факсовы, Факсовичи, Факсовские, Факсучи....
– Факсучи, – повторил Коган с сожалением, – как жаль, что эта эпоха у вас кончилась.
Яузов смотрел с неприязнью:
– Ничего, Сруль Израилевич. У нас, Сруль Израилевич, и других забав хватает. И без этого... Грамматикопоподоллопуса имена интересные, поверьте, Сруль Израилевич, встречаются...
Глава 13
Кленовичичевский вошел робко, но робость была не от страха перед высокими государственными лицами, а от природной застенчивости, которую многие ошибочно принимают за слабость. Он вздрогнул, увидев в кабинете столько народу, замялся, опять же из-за повышенной интеллигентности, проще выкладывать всесильному диктатору правду с глазу на глаз.
Кречет пошел навстречу, пожал руку, проводил к столу. Краснохарев без особой приязни протянул ему пустую чашку, взял кофейник:
– Вам покрепче или как?
Кленовичичевский сказал застенчиво:
– Лучше «или как». Сердце, знаете ли...
– Знаю, – пробурчал Краснохарев. – У меня оно тоже где-то есть. Не зря же что-то в пятках шебаршится.
Коломиец придвинул Кленовичичевскому сахарницу:
– Потребляете белый яд?
– Да, пока еще...
– Сколько?
– Одну ложечку. Спасибо, довольно.
Он взял чашку обеими руками, словно грея ладони о жестяную кружку возле лагерного костра. Близорукие глаза застенчиво щурились. Кречет сказал благожелательно:
– Пусть белый яд борется с черным! Кофе от этого только слаще. Что вас привело к нам, Аполлон Вячеславович?
Кленовичичевский сказал смущенно:
– Честно говоря, я ожидал, что буду добиваться приема много недель. Но вот так сразу, у меня в голове все смешалось... Помню, что в числе целого ряда вопросов был вопрос о правах осужденных, что постоянно нарушаются... Суд неправедно осудил Сидорчука, а этот убийца на самом деле несчастный человек. Его надо лечить...
Я ощутил неловкость, справа и слева хмыкали, отводили взоры. Яузов смотрел на правозащитника с откровенной враждебностью, взгляд был оценивающий, словно надел на него двойную выкладку и гонял по грязи. Но уже не привлечь даже на сборы, слишком стар правозащитник чертов...
Кречет, словно чувствуя общее настроение, развел руками:
– Права преступников?.. Меня больше заботят права тех людей, которых они убивают, грабят, насилуют! Этот Сидорчук, судя по прессе, изнасиловал и убил троих женщин, а вы требуете его лечить?
– Да, это принято во всем мире...
Кречет зло оскалился как хищный волк:
– Да плевал я на весь этот мир! Лечить преступника, в то время как добропорядочным гражданам не хватает лекарств, мест в больнице, врачей? Пуля их вылечит!
Кленовичичевский отшатнулся в ужасе, с трясущимися губами, растерянный. Пролепетал:
– Но как же... Если у нас правовое государство...
– Вот и будем соблюдать, – сказал Кречет бодро. – Но на все раны йоду не хватит. Давайте сперва самые тяжелые перевяжем, согласны?.. От которых общество вовсе копыта откинуть может. А потом и царапины залечим. Скажем, по вашему настоянию, в интересах защиты прав человека, я отдал распоряжение предоставить на телевидении, в прессе и на радио... где еще?.. ага, на митингах, если таковые будут, интересы всех конфессий. Как вы говорили, в России есть не только православные, но и католики, мусульмане, даже ламартины... нет, ламаисты, кажется. А со стороны создается впечатление, что православная церковь все подмяла под себя. А это касается всего населения, а не горстки преступников!
Кленовичичевский хлопал глазами, даже открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу, явно пытался сообщить, что он такое не говорил, а если и говорил, то кто-то другой из правозащитников, но Кречет речь не прерывал, и на скорбном лике Кленовичичевского отразилось раздумье. Попробуй скажи, что такое не говорил, что Кречет с кем-то спутал, тот может передумать, а он прав: права мусульман и католиков ущемлены, а их побольше, чем всех осужденных. К тому же, если выбирать, о ком заботиться в первую очередь, то все же о честных и свободных гражданах, опять же проклятый диктатор прав...
Кречет умолк, вопросительно посмотрел на правозащитника. Тот понял, встал, поклонился:
– Спасибо. Распоряжение... вы сказали... скоро будет готово?
– Указ, – поправил Кречет значительно. – Вон бумага на столе, видите? Мирошниченко, наш пресс-секретарь, уже набрасывает проект. Считайте, что я его только что подписал.
Мирошниченко пробежал глазами листок:
– Да, пожалуй... все. Можете ознакомиться.
Кречет быстро прочел, я видел, как он мгновенно вгрызается в каждое слово, перефразируя его со всех сторон, затем подписал и протянул Кленовичичевскому:
