Блудные братья - Филенко Евгений Иванович

Кратов прижался губами к ее мраморной щеке.

– У тебя нет бороды, – прошептал он. – И это хорошо: я не люблю бородатых женщин. У тебя лишь прекрасные волосы моего любимого цвета.

– Я слегка изменила их натуральный цвет, – созналась Идменк. – Чтобы не слишком выделяться среди эльдорадок. На самом деле они у меня – в тон глазам.

– О! – воскликнул Кратов. – К бесу эльдорадок! Не можешь ли ты вернуть своей прическе природный вид? Я обожаю женщин с сиреневыми волосами.

– Юффиэй, – строго сказала Идменк. – Женщин с сиреневыми волосами не бывает. Я не женщина, я юффиэй.

– Я всю жизнь мечтал встретить юффиэй, – поправился Кратов. – Настоящую, без подделки. Для этого мне пришлось надолго застрять на опостылевшей планетке Эльдорадо. Ты слышала такое слово – «фея»? Очень созвучно, не правда ли?

– Меня это тоже поразило. Я долго думала над этим.

– И что ты придумала?

– Мы очень похожи… несмотря ни на что. Ваши мужчины почти так же безобразны, как и наши. Ваши женщины почти так же прекрасны. Просто у вас, людей, половая дивергенция выражена не настолько контрастно, как у нас. Между мужчинами и женщинами больше сходства, чем между юффатаг и юффиэй…

– Даже я не знаю такого слова – «дивергенция», – покривил душой Кратов.

– У меня хорошее разностороннее образование. Ты не ожидал? Это здесь я вынужденно бездельничаю… Так вот, все мои наблюдения за людьми и юфмангами говорят о том, что, наверное, наши расы не так далеки, как кажется. Наверное, есть нечто, нас единящее, и о чем мы пока не ведаем.

– Мы очень близки, – сказал Кратов, привлекая ее к себе. – Особенно сейчас.

– Если забыть про кривые конечности и различия в температурном балансе, выяснится, что мы невероятно похожи. Возьмем меня. Даже ты, знаток галактических рас, не сразу смог отличить меня от женщины. У меня две молочные железы и одно лоно, расположенные так, что ты не заблудился. И эрогенные зоны у меня там же, где ты и ожидал. Мне было хорошо, легко и удобно любить тебя, как и тебе – меня. Если ты, конечно, не солгал…

– Я не солгал.

Идменк вздохнула у него в руках.

– И все же я чужая, – сказала она. – Я думаю по-другому. Я лишь делаю вид, что думаю, как человек. И поступаю как человек лишь оттого, что нахожусь рядом с тобой. На самом деле… это дается мне не без труда.

– Но я тебе не отвратителен?

– Нет. Ты мне не отвратителен. У тебя есть три огромных преимущества перед юффатаг.

– Какие же? – с интересом спросил Кратов.

– Во-первых, тебя очень много. В тебя можно зарыться, – она немедленно попыталась это сделать, – по тебе можно путешествовать. Тебя можно изучать, как карту, и каждый раз находить что-то новое. Например, этот шрам я заметила только сейчас. Наверное, тебе есть что рассказать о его истории.

– Да уж, конечно…

– Кое-что в тебе устроено не так, как у юффатаг, и ведет себя иначе. Вот я дотронулась, и оно ожило. Как будто это зверек, который существует независимо от тебя. Ты на вид очень сдержанный и серьезный, а у него довольно бурный темперамент, его так легко вывести из себя!

– Просто у тебя холодная ладошка.

– Во-вторых, у меня холодная ладошка, а ты весь очень горячий. Это важно для меня, потому что только сейчас я, кажется, по-настоящему согрелась с той минуты, как прибыла в Тритою, с ее сыростью, слякотью и нескончаемым холодным ветром с моря. Мы, юфманги, всю жизнь проводим в жарких недрах своего мира, и нам ни к чему такая высокая температура тела, как вам, живущим на поверхности ваших планет, в суровых природных условиях.

– Расскажи это туарегам в Сахаре, – усмехнулся Кратов. – Ну, а что же в-третьих?

– Ты очень нежный, – сказала Идменк. – Ты обращаешься со мной так, будто я – цветок ветролетки, который лишается своего убранства от самого легкого дыхания. У вас есть похожее растение, одуванчик, но ветролетка намного краше и уязвимее. Ветролетке нельзя иначе, она растет в старых подземных выработках, где нет сильного тока воздуха, а ведь ей нужно разбрасывать семена… Ты словно боишься повредить мне неосторожным жестом, словом, взглядом. На самом деле я не такая хрупкая, как кажусь, но… мне приятно ощущать себя такой.

– Уж каким только, но нежным никто еще меня не называл… – пробормотал Кратов.

– Пускай это будет мой подарок тебе на память.

– Спасибо… – Кратов попытался согнать с лица глупую счастливую улыбку. «Сказано же: сдержанный и серьезный…» – Какие у тебя еще нечаянные подарки для меня?

– О, этого сколько угодно! – успокоила его Идменк. – Я даже не уверена, что все они тебе понравятся. Меня не так много, как тебя, но, как всякая юффиэй, я тоже полна неожиданностей. Например, тебе нужно знать, что я… как это говорят у людей… мадам… леди… мужняя жена.

На сей раз Кратову без труда удалось избавиться от улыбки блаженства.

– То есть я, получается, участвую в адюльтере? – спросил он.

– Что такое «адюльтер»?

– То, чем мы сейчас занимаемся. Ты – неверная жена, а я – осквернитель супружеской чести…

– Я слышала, что среди людей эти понятия довольно расплывчаты.

– Ты совершенно права, но до полной сексуальной свободы мы еще не созрели, и посягать на чужую жену все еще считается нехорошим поступком. Особенно, когда законный супруг об этом не знает… Кстати, где твой супруг?

– Здесь, в Тритое.

– Час от часу не легче! Мне нужно быть готовым в любой момент собрать свои тряпки и сигануть в окно! И когда же он возвращается?

– Не он, – сказала Идменк. – А я. Мой муж сейчас трудится, и будет трудиться до рассвета. Потом он вернется в свой номер и найдет меня там. Это я должна буду собрать свои одежды и бегом лететь через весь город, на проспект Буканеров, чтобы оказаться в нашем семейном гнезде к его приходу.

– Про «Хилтон-Стар» он не знает?

– Разумеется, нет.

– А если узнает?

– Наверное, убьет меня.

– Убьет?!

– Ну, не тебя же ему убивать. Ты – посторонний, не наш. Ты вне наших законов и традиций. Откуда тебе знать, что у нас во всем бывает виновата жена?

– И ему это простят?

– Ему – простят. Мне – нет.

– Но разве у вас женщины не выбирают?

– У нас – нет.

– А тебе, наверное, хочется выбирать?

– Я думаю над этим. Я экспериментирую. Тебя же я выбрала…

– Ну, не совсем. Все же, это именно я вызвался проводить тебя в ту жуткую непогодь.

– Я могла отказаться, – неуверенно произнесла Идменк. Помолчав, она призналась: – Хотя, пожалуй, не могла. Было темно, холодно и страшно.

– Послушай, если ты хочешь выбирать… научиться выбирать, тебе следует побывать на Земле.

– А как же мой муж?

– Наверное, тебе придется убежать от него, – сказал Кратов.

Идменк окинула его слегка рассеянным взглядом.

– Я думаю над этим, – наконец сказала она.

Они надолго замолчали. Пальчики Идменк, словно живые ледышки-сосульки, блуждали по его телу как бы сами по себе. Ощущение было немыслимо приятным. Хотелось откинуться, расслабиться, растечься по ложу, как медуза, ни о чем не думать, а просто лежать с закрытыми глазами и твердить про себя, как заклинание: «Только не уходи… не уходи…» Надеяться, что это невероятное блаженство никогда не закончится. И точно знать, что оно неминуемо закончится, и очень скоро. А когда-нибудь закончится навсегда.

«Я не хочу терять эту женщину», – внезапно родилась в нем простая и болезненно отчетливая мысль. Быть может, впервые за многие годы. «Я не хочу ее терять», – повторил он, будто проверяя себя.

Это была правда.

«Не отнимайте у меня эту женщину».

– Что? – переспросила Идменк.

Кажется, он произнес последнюю фразу вслух.

– Я не хочу тебя никому отдавать, – сказал он, обнимая ее со всей силой, какую только мог себе позволить употребить.

– Мне говорили, что земные мужчины эгоисты, – проворчала Идменк. – Я никуда от тебя не уйду еще долгих… полчаса.

Ее любопытные пальцы коснулись его кожи чуть ниже левой лопатки.