Владимир Чистяков - М. С.
А у них по-иному. Уходят времена. Но остаются многие люди тех времён. И их представления остаются с ними. Но время иное.
Не может Кэрт сказать словами, или просто не знает слов, которые смогут тебя пронять? Ведь тяжело, очень тяжело найти слова, которые смогут запасть тебе в душу. Или же просто знает он, что не пронять тебя словом.
Когда он заметил тебя? Неужели тогда… В том комке боли, почти не напоминавшем человека. Когда он спасал жизнь. Жизнь врага. Не из-за тебя ли вовсе не трус забыл о долге, о Родине, обо всём. Тебе думать, тебе решать. Ты властвуешь как правитель. И есть у тебя власть над многими.
А над ним ты, похоже, имеешь власть именно как женщина. В теории-то ты прекрасно знаешь силу подобной власти. Вот только почему-то нет желания применить эту силу на практике. Словно не женщина ты. А кто тогда? Неспособный ничего чувствовать человек.
А всё же, сама-то ты кто после этого? Не существо — ли, подобное охотнику на демонов из игры, в которую ты по пьяни резалась в том мире? Тому, который, чтобы лучше видеть проникающее в наш мир зло, выколол себе глаза. И стал он лучше видеть демонов. И сражался с ними. И сокрушал зло. Но не видел он своих сородичей. Он видел только зло.
И ты вроде него. И у тебя на глазах чёрная повязка. И открыт внутренний взор. Прекрасно ты видишь зло. Или то, что под ним понимаешь. Тоже мне, высший судья. И не в силах увидеть что-либо иное. Слепа ты. Как и тот охотник на демонов.
Ставшему в конце-концов подобием тех, с кем сражался.
А Кэрту всё-таки хочется сорвать повязку с твоих глаз. И увидеть то, что скрывается под ней. Но ведь там может оказаться и пустота. Или же пламя, сжигающее всё живое. Или же просто глаза. Человеческие глаза, способные видеть мир во всём его многообразии.
А может, дать ему надежду? Поддержать и приободрить… человека. Он ведь этого стоит. Стоит ведь дать ему надежду. А он жаждет большего.
И что-то мелькнуло в почти белых глазах. Что заметили за беснующимся зелёным пламенем? Но что-то заметили. И изменился взгляд. Ибо неясно было, неужели это оно, желаемое. И хочет, и боится этого человек одновременно. А вдруг это всё-таки не то.
С какой бы радостью он подал тебе руку, помогая сесть в машину. Но это БТР и ты сама легко запрыгиваешь в него через верх. Так же как и он. Грациозная ловкость хищников. Не людей.
— Поехали в Загородный.
Бронетранспортер тронулся с места.
Дворца уже не существует. Руины. Местами обгорелые. Старая дорога разрушена, но недавно проложили зимник как раз мимо стен. Так ближе до одного из укреплённых пунктов внешнего кольца.
Из дворцовых построек более или менее уцелел только стоявший отдельно бальный зал. Только крыша обрушилась и стёкла все вылетели.
Они стоят среди руин. Мужчина и женщина. Стоят рядом. Старясь не смотреть друг на друга. Молчат. Надо о чём-то говорить. Но о чём? И как? А разговор должен состояться обязательно.
Из этого места словно бы до сих пор не выветрилась атмосфера, созданная здесь последней хозяйкой. Даже казалось что вот — вот на какой-нибудь кучи камней появиться изящная фигурка в чёрном. И удивится произошедшим переменам. Помолчать только — и появится она. Иначе спугнуть можно видение. Они и молчат. И словно ждут её. Человека, умевшего любить.
Ты ей наверное, даже завидовала стандартной женской завистью. Завистью к той, которая во всём и всегда выше тебя как женщина. Она всегда умела одеваться. И была на несколько порядков изящнее и обворожительнее тебя. Избалована мужским вниманием. Тебе-то всё равно, но любая другая удавилась бы от зависти, имей такую сестру. А она была выше любой зависти, грязи и дрязг.
Какие мужчины вокруг неё увивались! И далеко не все походили на персонажей 'Дневника стервы' . Но которые не походили, в 'Дневник' и не попали.
Роль у неё была такая. И всю жизнь она её играла. Мастерски. Просто первая среди людей. Софи-Елизавета. Талант и великий творец.
Пока о них помнят, люди живут. И значит, ей суждено жить вечно.
Что бы она сказала, увидев вас вот так вместе? В душе бы порадовалась, а на словах съязвила бы. Хотя никто не знал, чего от Софи-Елизаветы можно ждать. Намного мягче к людям стала она в последние годы. Только картины оставались беспощадными.
Они все сохранены, и может их люди ещё увидят. Целы холсты, но нет человека.
Всё-таки она была счастлива. В отличии от них двоих. Таких во многом похожих и в чём-то главном очень различных.
М. С. присела, и зачем-то расчищает рукой снег с кирпичей. Глядит под ноги, и делает это с таким видом, словно на свете в этот момент нет ничего важнее. Кэрт стоит за её спиной. Сейчас даже она почему-то кажется слабой и беззащитной. И даже торчащие ножны не в силах развеять иллюзии.
Резко вскочила и обернулась.
Он смотрит на неё.
Лицом к лицу лица не увидать. И словно одинаковое пламя беснуется как в том, так и в другом взгляде. Только различные причины зажгли этот огонь. Неразделённое человеческое чувство. И рёв лесного пожара.
— Ты помнишь тот её танец?
— Разве это можно забыть?
— Это было прекрасно…
— Да. Верно. Нет ничего красивее танцующей женщины. У нас ведь тоже так говорили. А то была свадьба. Её свадьба. А я слишком привык запоминать всё красивое. Всё, противоречащее этому миру. Ибо миру, в котором нам суждено жить, всегда противоречит красота.
— Я знаю. Сама противоречие. Только тёмное. А не светлое.
— Всё-то ты знаешь. А простых вещей понять иногда не можешь.
— И это мне известно.
— А есть хоть что-то, что тебе неизвестно?…
— Не знаю… Хотя… Я никогда бы не смогла так танцевать. Не умею. Хотя нет, меня тоже учили. Давно. Только забыла я это.
— Не хочешь вспомнить?
– 'В этом зале пустом мы как будто вдвоём… ' — Она словно в забытье на несколько секунд закрыла глаза. Потом резко мотнула головой и сказала. — Не хочу.
Он схватил её за руки. Секундный порыв. Не дрогнул ни один мускул. Глаза в глаза. Но пусты зелёные глаза. Тепла и света нет в них. А вот немая просьба, и даже мольба. 'Извини, не могу я так' . Мольба очень сильного человека. Даже такой, немой мольбы никто и никогда от неё не слышал. Он первый.
И одновременно, ощущение безмерной усталости во взгляде. И страшного одиночества. Такого, которое не в силах разрушить другой человек.
Пусть было то невысказанное сравнение. Да и так ясно, что ты для него значишь. Но не дрогнет каменное сердце. На мгновения затеплились уже казалось бы давным-давно потухшие угольки чувств. Но из них не разгорится пламени.
Немая мольба в белых глазах. Пылает, бушует, ревёт в них пламя. Рвётся наружу. Он словно сердце рвёт из груди. И тебе протягивает. Веришь в искренность. Но ничего не можешь сказать в ответ.
