Роджер Желязны - Дилвиш Проклятый (сборник)
Тогда она прыгнула на Джека, а он потянулся к ее запястью, промахнулся и отступил в сторону.
Клинок прошел рядом с ним, за ним — ее плечо и рука. Он ухватил ее за плечи.
— Злой Джек! — снова сказала она и с размаху ударила его по руке, рассекая ее.
Его хватка ослабла, Ивен вырвалась и накинулась на Джека, подбираясь к горлу.
Левой рукой он схватил ее за запястья, а правой оттолкнул от себя. При этом он мельком увидел ее лицо: клочья пены в уголках рта, струйки крови, текущие из прокушенной губы по подбородку.
Она отступила, наткнулась на балюстраду, и та обвалилась почти беззвучно.
Джек стремительно кинулся к ней, но успел только увидеть ее развевающиеся юбки, когда она падала вниз во двор. Ее крик был коротким.
Когда башня закачалась так, что грозила свалить его с ног, он отступил назад.
Солнце взошло уже наполовину.
— Джек! Нужно уходить! Замок разваливается!
— Все равно, — сказал он.
Но он повернулся и пошел к двери на лестницу.
Пробравшись в крепость через дыру, зиявшую в северной стене, оно принялось обыскивать коридоры. Когда ему приходилось убивать, оно оставляло тела там, где они падали. В одном месте на него рухнул кусок кровли. Оно выбралось из-под него и продолжало свой путь.
Пока бригады водоносов метались, пытаясь потушить огонь, оно лежало за валуном, припав к земле. Оно пряталось в нишах, за портьерами, за дверями и мебелью. Оно скользило как призрак и ползло, как рептилия.
Оно пробиралось между обломками, пока вновь не напало на след.
След вел все выше, петлял…
Туда.
Разорванное светом небо, ясно помнящаяся сломанная балюстрада, развевающиеся юбки Ивен, стоящие перед глазами Джека, ее слюна и кровь — вот чернила для его обвинительного акта. Громыхание измученной земли, ставшее из-за своей монотонности как бы формой тишины, раздробленные камни, заострившиеся в ясном свете зари, ветры, поющие траурные песни, движение разрушающейся башни — теперь почти успокаивающее… Джек подошел к верхней ступеньке и увидел, что оно поднимается.
Он вытащил меч и ждал. Другого пути вниз не было.
Странно, подумал он, как инстинкт самосохранения берет верх над чем угодно.
Он держал меч неподвижно. Перепрыгнув последние ступени, Боршин атаковал его.
Джек проткнул ему левое плечо, но не остановил. Меч вырвался у него из рук, когда Боршин ударил его сзади и склонился над ним.
Джек откатился в сторону и сумел занять положение перед прыжком раньше, чем тварь напала снова. Его меч все еще торчал у нее в плече и блестел на свету, кровь по нему не текла, вместо этого по краям раны выступило немного густой коричневой жидкости.
Джеку удалось увернуться от повторного нападения и ударить ее обеими руками, но незаметно было, чтобы это что-нибудь дало. Казалось, он бьет по пудингу, а тот остается целым.
Ему удалось увернуться от нападения еще дважды. Один раз он лягнул ее по ноге, а потом треснул локтем по затылку, когда она двигалась мимо.
Потом она без труда поймала Джека, но он втолкнул меч ей в плечо и удрал в разорванной тунике.
Припадая к земле, кружа, стремясь сохранить между ними максимальное расстояние, Джек отклонился назад, схватив два камня. Если бы не это, тварь добралась бы до него. Она очень быстро обернулась, а Джек запустил в нее одним из новоприобретенных снарядов — и промахнулся.
Потом, прежде чем он успел прийти в себя после броска, она накинулась на него, повиснув у него на спине.
Джек бил ее по голове оставшимся камнем, пока тот не вырвался у него из руки. Его грудная клетка было сломана, а морда твари была так близко от его лица, что ему хотелось закричать — он бы закричал, если бы у него хватало дыхания.
— Жаль, что ты сделал неправильный выбор, — услышал он свою душу.
Потом тварь ухватила его одной рукой за шею, а другой — за голову и начала крутить.
Из глубин его тела поднялась чернота, слезы боли смешались на его лице с потом, а голова оказалась повернутой таким образом, что Джек увидел нечто, мгновенно повергшее его в изумление.
Волшебство исчезло, но рассвет все еще напоминал сумерки. В сумерках же Джек мог работать — не как волшебник, а как вор.
Потому что в тени он был силен.
…Ни один меч не мог его там тронуть, ни одна сила не могла причинить ему вред.
Восходящее солнце, ударив сквозь балюстраду, создало длинную густую тень, которая упала в каком-нибудь футе от Джека.
Он попытался дотянуться до нее, но не смог. Тогда он выбросил правую руку в сторону тени так далеко, как только мог.
Джек все еще чувствовал боль, позвоночник хрустел, сокрушительный груз все еще давил на грудь.
Но только теперь пришло старое чувство тьмы и растеклось по телу.
Напрягая мышцы шеи, Джек сопротивлялся обмороку. Пользуясь силой, которую он извлек из тени, он втолкнул в тень руку и плечо. Потом, на пятках и локтях, он сумел впихнуть в глубокую тень голову.
Высвободив другую руку, он нашел горло Боршина. Он втащил его за собой в тень.
— Джек, что происходит? — услыхал он свою душу. — Я не могу видеть тебя, когда ты в тени.
Джек вышел из тени много позже.
Он тяжело облокотился на ближайшую балюстраду и стоял там, задыхаясь. Он был перемазан кровью и тягучим коричневым веществом.
— Джек?
Когда он полез в то, что осталось от его одежды, руки у него дрожали.
— Черт… — хрипло прошептал Джек. — Последние сигареты пропали.
Казалось, он готов из-за этого расплакаться.
— Джек, я не думала, что ты останешься жив…
— Я тоже… Ладно, душа. Ты надоедала мне достаточно долго. Я много перенес. Мне ничего не осталось. Хотя я могу сделать тебя счастливой. Делай, что должна.
Потом он на миг закрыл глаза, а когда открыл их, душа исчезла.
— Душа? — позвал он.
Ответа не было.
Разницы Джек не ощущал. Правда ли они соединились?
— Душа? Я дал тебе то, что ты хотела. Ты могла бы, по крайней мере, поговорить со мной.
Ответа не было.
— Ну, ладно! Кому ты нужна!
Потом Джек повернулся и оглядел опустошенную землю. Он увидел, как косые лучи солнца окрасили сотворенную им пустыню. Ветер немного утих, и, казалось, воздух поет. Несмотря на разруху и тлеющий огонь, пейзаж был красив несущей печать проклятия красотой разрушения. Не следовало так терзать землю, если бы не что-то в нем самом, что принесло боль, смерть и бесчестье туда, где их прежде не было. Тем не менее вне этой бойни или, точнее, над ней, было что-то, чего Джек раньше никогда не видел. Словно все, на что он смотрел, могло стать лучше. Вдалеке виднелись разрушенные деревни, срезанные горы, сожженные леса. Он был в ответе за все это зло — он действительно заслужил свое прозвище. И все же он чувствовал, что из этого вырастет нечто иное. Хотя эту заслугу он не мог себе приписать. Он мог лишь нести вину. Но Джек чувствовал, что предвидение того, что может случиться теперь, когда изменился порядок мира, больше не может его напугать. Нет, не то. По крайней мере, еще нет. Но новым порядком станет преемственность света и тьмы, и Джек чувствовал, что это будет неплохо. Тогда он повернулся лицом на восход и, промокнув глаза, продолжал смотреть, потому что ощущал — прекраснее он ничего не видел. Да, решил он, должно быть, у меня есть душа — раньше ничего подобного я не чувствовал.
