Джудит Тарр - Солнечные стрелы
Это сказала не Вэньи, спокойно произнес Эсториан. Это слова моей матушки, досточтимой леди Мирейн.
Это слова Вэньи, повторил Алидан. Она сама сказала их мне.
Наученная моей мамашей!
Нет, возразил гиленец. Она сказала мне вот что. Он будет отныне спать один или с желтой красоткой. Эсториан шагнул вперед. Алидан попятился, настороженно глядя на своего господина. Но тот уже не видел его. Он мысленно попытался ощупать магическую стену, возведенную против него маленькой островитянкой, и не нашел в ней изъяна.
Дура, сказал он этой стене. И не получил ответа.
ГЛАВА 12 Холод входил в ее душу, и она ничего не могла с этим поделать. Он вытеснял из души остатки тепла, когда-то рожденного любовью и нежностью. Потеря ребенка проделала в ее сущности дыру, которую невозможно заштопать. Она все еще любила Эсториана, но это чувство было спрятано теперь так глубоко, что казалось потерянным безвозвратно. Сердце билось в груди, словно шар, склеенный из осколков стекла. Когда она мысленно или вслух произносила его имя, мир вокруг озарялся добрым и ласковым светом, но стоило ей увидеть его и все исчезало, и между ними вставала глухая стена. Он стал опять чужим, недосягаемым и странным существом, полубожеством в человеческом обличье. Таким он казался ей, когда она пришла в Эндрос, далеким, непредсказуемым, грубым, надменным. Потом она узнала его ближе и была покорена живой игрой его ума, мальчишеской возбудимостью, способностью обижаться по пустякам и неодолимой любовью к кислым яблокам. Теперь это в прошлом. Все к лучшему, говорила она себе. Он должен жениться на асанианке. Он никогда не смотрел на других женщин, но теперь ему придется смотреть. Он не выдержит нанесенного ему оскорбления. Никто не пытался заговорить с ней. Придворные побаивались магов, а те, кто посмелее, были слишком заносчивы, у гвардейцев хватало забот, жрецы тоже занимались неустанной деятельностью. Она была теперь одинока и радовалась своему одиночеству. Ей было присуще острое чувство земли первое чувство у тех, кто обладал магической силой. Рожденная у моря, она смогла постичь тайны воды. Пользуясь этими данными ей свыше способностями, она вносила немалую лепту в дело охраны своего императора. Она знала, как эта земля обрадовалась его появлению, его возвращению к ней. Обрадовалась и затаилась, не зная, чего от него ждать. Все шло хорошо, но было несколько необычно, зыбко.
Он только частично асанианин, сказала она магам, собравшимся на совет, когда подошел ее черед говорить. Мы все знаем, что с ним случилось когда-то здесь. Сумеет ли он выправить линии своей судьбы? Или будет жить, запутываясь в них все сильнее?
Если дело только в нем, вмешался Шайел, земля для которого была прозрачна, как вода, то, кажется, я мог бы помочь ему заклинаниями. И покраснел, ловя испытующие взгляды собравшихся. Он был молод, моложе Вэньи, и почти так же бледен, как она. И чем-то походил на Эсториана. Наполовину асанианин по матери, он хорошо знал уклад жизни этой страны, хотя скулы его были уже и волосы прямее, чем у коренных жителей запада. Он искренне не понимал, почему многие считают его выскочкой. Если что-то возможно сделать, значит, это нужно делать и все. Разве не так?
Нет, сказал Айбуран. Черный горец лениво восседал на судейской скамье, облаченный в простую белую мантию. Его густая борода была аккуратно заплетена и расчесана. Через некоторое время жрецы должны были отправиться в храм, чтобы пропеть молитвы, сопровождающие закат Солнца. Этот храм уступал Главному храму Эндроса в размерах, но под его сводами собиралось вдвое или даже втрое больше людей, чем в городе Солнцерожденного.
Дело не в императоре, продолжал верховный жрец, не в его поведении и не в его отношениях с этой землей. Я ощущал нечто подобное, когда сопровождал ecn отца. Асанианин никогда не почувствует себя присоединенным к Керувариону, пока не станет с ним связан кровными узами. Другого способа управлять этой страной нет.
Правильно, отозвался довольный Шайел. Моя мать, когда на свет появился я, живо признала моего отца, хотя он и был простым косоглазым кочевником. Мы все, сказала она, должны оставаться такими, какие мы есть, иначе солнце свалится с неба. Вэньи почувствовала, что Айбуран мысленно улыбнулся.
Светило, плывущее по небу, не денется никуда, сказала она, но Солнце, правящее Эндросом, может погаснуть.
Трудно представить, возразил мрачный Оромин, что десятилетия драки прошли даром... Вэньи отступила в тень. Сейчас начнутся бесконечные прения, в которых не будет сказано ничего нового. Бесполезные и бесцельные упражнения в остроумии. Судьбе было угодно распорядиться так, что род Солнца и род Льва сошлись на поле битвы, породнившем две гигантские империи, но этот союз все еще ос тавался скорее политическим, чем плодоносным. Затем Ганиман погиб в Кундри'джАсане, а его сын стал вынашивать планы мести. Властители Асаниана редко умирали своей смертью. Это, можно сказать, было здесь правилом хорошего тона. Но только не для Солнцерожденных. Солнцерожденные делили мир на свет и тьму и не желали принимать западных теорий. Эсториан, как один из них... Вэньи, вздрогнув, прервала цепь своих размышлений. Не желая вслушиваться в пустую перебранку жрецов, она потихоньку выскользнула из комнаты. Дворец был огромен, тяжел и завит в спираль, подобную асанианскому духу. Она долго блуждала по бесконечным переходам, прежде чем отыскала человека, согласившегося проводить ее к выходу. Мужчина пренебрежительно посматривал на нее. Варварка, подумал он, не заботясь о том, что его мысли могут быть услышаны. Вэньи одарила провожатого холодной улыбкой. Она была любознательна и, когда представлялась возможность, прилежно исследовала асанианские городки. Деревушки ее родины толпились вдоль морских берегов, окна их хижин смотрели на водный простор, на пески с лодками и рыболовецкими сетями. В них не было ничего необычного. Города Ста Царств, обнесенные крепостными стенами, весело зеленели на солнце, щеголяя раскидистыми парками и скверами. Асанианские архитекторы тоже любили возводить стены. В Ширае городке, где сейчас остановился императорский караван, их было целых три, не считая бесчисленных внутренних перегородок. Головоломный лабиринт спутанных в клубок улиц то выносил пешехода к широким бесформенным площадям, то швырял в загроможденные подсобными строениями тупики. Здесь гомонили торговцы, расхваливая свои товары, женщины с прикрытыми вуалью лицами, болтали у водоемов, верующие бубнили свои молитвы. Бог света, широко почитаемый в Керуварионе, здесь уступал в популярности богине тьмы, под пятой которой теснилась еще тысяча богов, имена которых невозможно было упомнить. Людской поток захлестнул Вэньи, бесцеремонно толкая в бока и увлекая в переулки, которые становились все ужасней. Она, рожденная возле моря, никогда не смогла бы приспособиться к такой толчее. Ее швыряло и вертело, словно веточку, гонимую неумолимой струей к жерновам мельницы. Рев толпы оглушал ее, отвратительный запах гнили забивался в ноздри, под ногами пузырились зловонные лужи, образованные содержимым переполненных сточных канав. Углядев в стене, ставшей очередным тупиком, небольшую дверцу, Вэньи толкнула ее. К счастью, дверь была не заперта. Помещение выглядело как молельня, но каким богам тут молились, было не ясно. Почитатели Солнца направлялись сейчас в городской храм, где верховный жрец Эндроса намеревался пропеть вечернюю молитву, но люди, стоящие здесь, никуда не спешили. Женщины неторопливо убирали цветами алтарь внешнего двора, кучка мальчишек с раскрытыми ртами слушала своего учителя, однако ни жрецов, ни жриц нигде не было видно. Возможно, они находились во внутреннем помещении молельни, куда женщинам запрещалось входить. Вэньи толкнула дверцу запрет не распространялся на mee: крученое ожерелье жрицы являлось пропуском в любой храм, расположенный на поверхности этого мира. Кто здесь властвует бог или богиня. она не могла бы сказать, даже приглядевшись к царящей в помещении темноте. Образ, возвышавшийся над алтарем, был вырезан из цельного куска почерневшего от времени дерева. На шее его болталась гирлянда цветов, вместо лица щерилась золотая маска, надменная и слепая, ибо на месте глаз в ней зияли пугающие провалы. Это Асаниан, подумала она. Золотая маска без глаз, с улыбкой гермафродита. Ей почему-то не было страшно. Возможно, с потерей ребенка она утратила способность вообще что-либо чувствовать. Она села в углу, скрестив ноги. В помещении было чисто, от пола приятно пахло, словно его только что спрыснули надушенной водой. В глубине молельни ощущалось какое-то движение. Чего она тут ищет, Вэньи не знала. Она просто сидела на полу, словно в храме Эндроса, прислушиваясь к гулу потустороннего моря, дожидаясь, когда ее тела коснется рука божества. Прикосновение божества было коротким и твердым, будто кто-то ткнул палкой в незащищенный живот. Вэньи поморщилась и только, не ощутив ни испуга, ни боли. Она перевела торс в наклонное положение, раскинув свою силу, как паруса, улавливающие магический ветер. Его дыхание было порывистым и завихренным. Она услышала голоса. Резкие тени легли поперек полосы света. Вэньи затаила дыхание и слилась с темнотой. Черный плащ с капюшоном помог ей в этом. Голоса звучали по-асаниански мягко, почти перешептываясь.
