Эндрю Пайпер - Проклятые
От госпиталя до нашего дома на Портер–сквер было недалеко. Но Уилла выбрала кружной маршрут, чтобы дать возможность увидеть шпили Гарварда, запруженную машинами Массачусетс–авеню и вообще суету дневного города. Вид пассажиров других автомобилей говорил о том, что все чем–то заняты: кто–то переезжал, кто–то был взволнован, или, наоборот, доволен, или скучал. Каждый прохожий тоже был чем–то занят, и все что–то держали в руках: стаканы с кофе, мобильники, планшеты. Казалось, что в стране издали специальный закон, запрещающий ходить с пустыми руками. Собственно, это был повседневный вид городских улиц, который поразил меня так, словно я его видел впервые, — волнующий и в то же время забавный. Казалось, жизни слишком много, чтобы можно было мгновенно все это переварить.
— Что–то не так, любимый? — спросила Уилла, заметив, что я устало вытираю лицо рукавом рубашки.
— Нет, все нормально. Я просто вспоминаю, насколько все это может быть хорошо.
— Что «все это»?
Я показал рукой за окно, затем большим пальцем показал на Эдди, сидевшего на заднем сиденье, а потом провел кончиком указательного по шее Уиллы.
— Вот это…
Глава 15
У Уиллы появилась идея пожениться.
Она спросила, что я думаю на этот счет. Я в свою очередь спросил, неужели она думает, что это хорошая мысль. На что она предложила мне заткнуться и отвечать на вопрос. Я сказал «да».
Это случилось в понедельник, менее чем через неделю после моей выписки из больницы.
Во вторник мы заказали на пятницу службу в церкви. После этого оставалось только почистить мой смокинг и зарезервировать места в нашем любимом ресторане, где мы запланировали обед после бракосочетания. Как оказалось, можно постоянно думать о том, что «мне осталось жить пару месяцев», и все–таки сыграть свадьбу за два дня без проблем.
Это, конечно, не значит, что у меня в целом не было сомнений по поводу правильности наших действий. Если мой проездной билет позволял мне проехать еще несколько миль, причем не очень много, это не означало, что я заслуживаю такую женщину, как Уилла. Она уже потеряла одного мужа и сейчас, на пороге сорокалетия, могла потерять еще одного. Вряд ли это было бы правильно. Однако она, в присущей ей убедительной манере, сказала мне, что затеяла все это не из–за того, что я как–то по–особенному выгляжу, а потому что ей так хочется. Потому что она любит меня. Примерно то же самое она сказала мне однажды, забравшись на меня на нашей постели, а я спросил, как она думает, Эдди уже заснул, а то вдруг он нас услышит.
— Просто получай удовольствие, — мурлыкнула она. — Можешь ты это сделать?
Как оказалось, я смог. Даже после того, как я всю свою жизнь убеждал себя в обратном, после всех появлений Эш, напоминавших мне, что подобные вещи: любовь женщины, стоны наслаждения, обещания — все это ненормально, я чувствовал огромное счастье и радость, встретив их.
И я чертовски хорошо чувствовал себя, когда мы с Эдди, самым близким для меня человеком, стояли рядом в церкви Марш Чейпел в студенческом городке Бостонского университета и одновременно обернулись в тот момент, когда органист играл «Весь божий мир ярок и прекрасен», чтобы увидеть, как Уилла идет между рядами. Она была восхитительна. Абсолютно. Она была так прекрасна в своих шелках и с волосами, в которые вплела ленту с цветами, что я просто забыл про все. Я не дышал, пока она не прошла навстречу мне почти половину пути, я чуть не задохнулся, сердце мое отчаянно колотилось, а узел на галстуке невыносимо стянул горло.
Только бы не умереть здесь! Не сейчас. Позволь мне надеть кольцо, позволь поднять тост за невесту, и потом я твой. Но не сейчас.
Это звучало как молитва, но даже когда я про себя произносил эти слова, я понимал, что обращаюсь с ними не к Богу. Я умолял Эш проявить жалость, которой она никогда не отличалась.
В церкви на скамьях сидела примерно дюжина гостей, включая священника и нас. Остальными приглашенными были друзья и родственники Уиллы. С моей стороны не было никого, кроме Лайла Кирка, потому что, собственно, я не имел друзей, которых мог бы пригласить. Моего издателя? Парня, который ведет мои дела? Наверное, не вовремя, но меня как–то озарило в эту минуту, что я многие годы разговаривал только с теми, кому сам же и платил за возможность поговорить со мной.
Кроме Эш. Впрочем, ей и не требовалось для этого приглашения.
Вот почему я испытал облегчение, когда, посмотрев на церковные скамьи, не увидел ее сидящей где–нибудь позади всех, или покачивающейся на органных трубах, или подсматривающей в приоткрытую дверь церкви. А ведь я был почти уверен, что так и случится.
Уилла подошла к алтарю, и все мои страхи улетучились. Она была вовсе не высокой женщиной, моя будущая жена. Но выглядела она намного крепче меня. Это можно было заметить по тому, как она решительно взяла мою руку в свою и посмотрела на меня так, что я сразу распрямился.
Потом Эдди подал мне кольцо. То самое, которое мой отец надевал моей маме. Оно провело двадцать лет во тьме банковской ячейки, чтобы теперь засверкать на пальце Уиллы.
Казалось, наши губы сближались для поцелуя целую вечность. И когда я коснулся ее, время остановилось.
Не сейчас. Пожалуйста…
В конце концов очарование было нарушено аплодисментами. Священник объявил нас мужем и женой, хотя я его, на самом деле, даже не слышал. Я притянул к себе Эдди. Отныне я стал женатым человеком, и это была моя семья. Отныне и на всю оставшуюся жизнь я бы мог говорить эти слова каждые две минуты.
Мы шли между рядами церковных скамеек по направлению к двери, когда я услышал ее.
Дэнни, посмотри сюда.
Я не хотел на нее смотреть. Никогда. Но всегда делал то, что она говорила.
Эш стояла перед алтарем там, где несколько мгновений назад стояли мы с Уиллой. В белоснежном подвенечном платье и с фатой на голове.
— Дэнни! — Уилла посмотрела в том же направлении, а когда ничего не увидела, взглянула на меня. — С тобой все в порядке, любимый?
— Все отлично. Просто… мне показалось, что я там что–то забыл.
— Что ты мог там забыть? Все, что тебе надо, рядом с тобой. — Она положила мою руку себе на талию.
Мы продолжали идти к выходу. Некоторые гости принялись осыпать нас конфетти, хотя в приглашениях мы специально просили этого не делать. Я чувствовал, как бумажные кружочки лезут мне в глаза и попадают за шиворот. Колючие и холодные, как снежинки.
Перед тем как выйти на улицу, прежде, чем меня ослепило яркое солнце, я оглянулся.
Сестры у алтаря больше не было, и сначала я подумал, что Эш ушла или вообще здесь не появлялась. Но потом я заметил ее. Она шла позади всех гостей, приподняв вуаль, раньше закрывавшую лицо.
