Пол Андерсон - Танцовщица из Атлантиды
Все это говорилось в зале перед Эгеем, Тесеем, Диореем и военачальниками. Рид откашлялся.
— Вы думаете, мы уже никогда не вернемся в свои страны? — спросил он.
— А как? — возразил Улдин.
— Это необходимо обсудить. — Рид собрался с силами. — Господин мой царь, мы четверо должны многое решить между собой и, главное, — как можем мы выразить нашу благодарность тебе. Прийти к согласию будет нелегко, слишком уж мы не сходны меж собой. Боюсь, в многолюдии и шуме твоего дворца нам это не удастся. Ты не подумаешь о нас плохо, господин, если мы где-нибудь уединимся?
Эгей заколебался. Тесей нахмурился. Диорей улыбнулся и сказал вкрадчиво:
— Разрази меня громом Зевс, конечно, нет! Вот что! На завтра я приготовлю повозку с удобными сиденьями, запасом пищи и питья, и надежный воин отвезет вас, куда вы укажете. — Он поднял ладонь. — Нет, нет, не отказывайте мне, друзья. Что бы я ни сделал для тех, кто ходил со мной по морю, все будет мало. И неразумно покидать город с красивой женщиной, когда лишь двое из вас владеют мечом.
«Вот так! — подумал Рид угрюмо. — И все!»
Им никогда не позволят поговорить с глазу на глаз.
Но когда он сообщил про это Эриссе, она почему-то даже не огорчилась.
Осенняя погода оставалась удивительно приятной — бодрящий воздух, солнечные лучи, вспыхивающие золотом на высохшей траве, и начинающая бронзоветь и краснеть листва. В запряженной мулами повозке ехать действительно оказалось приятно. Возничий, дюжий молодой человек по имени Пенелей, говорил со своими пассажирами учтиво, но глаза его, когда он смотрел на них, были как две голубые льдинки. Рид не сомневался, что его приставили к ним не только из-за могучих мышц, но еще и потому, что он, видимо, отличался остротой слуха и знал кефтиу.
— Куда? — осведомился он, когда они, погромыхивая, выехали за ворота дворца.
— В какое-нибудь тихое место, — сказала Эрисса, опередив остальных. — Где можно отдохнуть одним.
— Хм-м… Роща Перибойи? Мы доберемся туда как раз ко времени дневной трапезы. Если ты, госпожа, служишь Ей, как мне сказали, то сумеешь предупредить нас, чтобы мы ничем не оскорбили нимфу.
— Да-да! Прекрасно! — И Эрисса повернулась к Олегу. — Расскажи мне все про поместье Диорея! Ничего не упусти! Я все дни провела взаперти. О нет, милостивая царица была со мной очень ласкова, но обычаи ахейцев не сходны с обычаями Крита.
Рид понял, что она что-то придумала, и сердце у него забилось чаще.
Находить безобидные темы для разговора было нетрудно — запас сведений, которыми они могли поделиться друг с другом и о своих странах, и о днях, проведенных в Афинах, казался неисчерпаемым. Но даже если бы дело обстояло по-иному, Рид не сомневался, что Эрисса нашла бы выход. Она ничуть не кокетничала, но втягивала Олега, Улдина и Пенелея в разговор, задавая интересные вопросы и высказывая мнения, которые требовали новых ответов. («Если ваши корабли, Олег, настолько крепче наших, что… как ты сказал?., варяги переплывали реку Океан, значит, ваше дерево тверже нашего, а гвозди и скобы вы делаете из железа, верно?») Выслушивая ответ, она наклонялась поближе к говорившему. И невозможно было не замечать ее классического лица, изменчивых, как море, глаз, полуоткрытых губ, поблескивающих между ними белых зубов, точеной шеи, вызолоченных солнцем волос и того, как ахейский плащ под ветром плотнее облегал ее груди и тонкую талию.
«Она знает мужчин, — думал Рид. — Ах, как она их знает!»
Священная роща оказалась порослью лавров, окружавших лужайку. В центре ее лежал большой валун, он, видимо, символизировал нимфу Перебойю, так как форма его отдаленно напоминала женский лобок. По одну сторону рощи тянулись посадки маслин, по другую простиралось ячменное поле. Вдали под солнцем простирался кряж Гиметта. Ветер терялся в деревьях, и листья их словно нашептывали колыбельную, засохшая трава была густой и теплой. Тут царили мир и тишина.
Эрисса опустилась на колени, произнесла молитву, разломила хлебец и половину положила на валун, чтобы нимфа могла покормить своих птиц.
Потом поднялась со словами:
— Мы тут желанные гости. Принесите наши припасы и вино из повозки. А ты, Пенелей, не снимешь ли ты шлем и нагрудник? Подойти сюда незаметно не сможет никто, а в присутствии нимфы не подобает носить оружие.
— Прошу у нее прощения, — ответил воин, который не слишком огорчился предлогу снять тяжелые доспехи и отдохнуть.
От скромного дружеского обеда они получили большое удовольствие.
— Ну а теперь пора и поговорить о делах, — сказал Улдин.
— Попозже, — ответила Эрисса. — Я придумала лучше. Нимфа к нам благосклонна, и если мы ляжем и уснем, она может ниспослать нам пророческий сон.
Пенелей приподнялся и снова сел.
— Я спать не хочу, — сказал он. — А кроме того, мой долг…
— Ну конечно. Но разве твой долг не требует, чтобы ты узнал для своего царя все, что сможешь, об этих странных делах? Ведь так?
— Хм-м-м… да.
— И она может быть к тебе милостивей, чем к нам. Это же твоя страна, а не наша. Наверно, она будет довольна, если ты почтишь ее просьбой ниспослать тебе совет. Идем же! — Эрисса взяла его за руку, легонько потянула, и он послушно встал. — Вот сюда, где солнце освещает камень. Сядь, откинься, почувствуй ее тепло. А теперь… — Она вынула спрятанное на груди бронзовое зеркальце. — А теперь гляди на этот знак Богини. Матери всех нимф.
Она опустилась перед ним на колени. Он ошеломленно переводил взгляд с ее лица на блестящий диск и обратно.
— Нет, — прошептала она. — Смотри только на зеркало, Пенелей, и в нем ты увидишь то, что повелит Она. — Зеркальце в ее руке медленно поворачивалось.
«Боже ты мой!» — подумал Рид и отвел Олега с Улдином за камень.
— Что она делает? — с тревогой спросил русский.
— Ш-ш-ш! — прошипел Рид. — Садитесь и ни звука. Это священнодействие!
— Боюсь, языческое это дело. — Олег перекрестился. Однако вместе с гунном бесшумно опустился на землю.
Сквозь лепечущие листья пробивались солнечные лучи. Навстречу им, словно курения, поднималось благоухание сухой травы. В шиповнике гудели пчелы. Из-за камня доносился воркующий голос Эриссы.
Когда она вышла к ним из-за валуна, утреннее веселое оживление исчезло без следа. Она просто его сбросила. Лицо ее было одновременно и серьезным, и ликующим. Белая прядь в ее волосах выделялась на их темном фоне точно венец.
Рид вскочил.
— Тебе удалось? — спросил он.
Она кивнула.
— Он проснется, только когда я ему прикажу. А потом будет думать, что уснул вместе со всеми нами и увидел сон, который я ему нашептала. — Она пристально посмотрела на американца. — Я не знала, что тебе известен Сон.
