Вера Космолинская - Туннелирование
Что же происходило здесь? Призрак станции времени перенес меня очень недалеко в прошлое и, возможно, среди всей информации, которой располагал, воспользовался и моим самым большим желанием, посчитав его не менее важным пунктом в перечне, чем все, что я знал.
Хотя не исключено, что я гиперболизирую важность собственных желаний по понятным причинам, и это все-таки случайность. Всего лишь самый подходящий соседний поток для выбранных координат. А если бы мне удалось вернуться до того, как я вспомнил получше свою здешнюю историю, я бы ничего и не заподозрил.
Но мне не удалось. И я понятия не имел, удастся ли вообще. В глазах, по крайней мере, уже не двоилось, и голова не кружилась. Можно попробовать еще раз. Оставаться здесь было бы бессмысленно — вмешиваться в чужую, пусть и почти свою же, историю, и ничего не сделать в той, откуда я пришел, где это было важнее — для меня же самого. Разве только я застряну здесь в силу несчастного случая.
«Мнимое время не имеет конца и начала, назад, на пять-шестнадцать-тридцать шесть!»
Хлоп!..
Вернулись и головокружение, и тошнота, и расфокусировка зрения. Но его все-таки хватало, чтобы увидеть призрачные светящиеся линии в недрах королевского кабинета, а не ночных вод. Я вернулся домой. В свое мрачное невеселое королевство.
И все-таки хорошо, что где-то было иначе!
Мы всегда знали, что время, как эволюция, движется всеми возможными путями. Знали, что, что бы ни случилось, где-то все было иначе, только это не имеет для нас значения. Но впервые я мог ощутить эту разницу так по-настоящему. И даже унес с собой часть воспоминаний о них, переживших тот самый день. Это было поразительно. Не так призрачно, как… как не был призраком этот призрак «Януса».
Какое-то время я просто сидел в кресле и вспоминал, несмотря на чудовищную головную боль, которая была как естественным следствием не слишком ювелирного переноса, так и нового морального напряжения. Вспоминал не произошедшие здесь встречи. Совместные радости, дрязги и ссоры. Интересно, вспоминает ли сейчас другой я то, что могло бы случиться и в его мире, но не случилось? Чувствует ли себя осчастливленным этим знанием? Или призрачная тень исчезла бесследно — я не мог бы сказать, насколько успешно прошло соединение, после того как помнил все случившиеся «помарки». Ни в чем не нельзя быть уверенным.
На сегодня точно достаточно. Я временно отключил все, поддерживающие модель станции, системы, как ни жаль было это делать, и наконец вспомнил, что в ночное время нормальные люди обычно спят. Наверное, об этом можно было и не вспоминать. Как после такого уснешь? Разве что с волшебными белыми круглыми пилюльками из флакончика Вирема. Без них вообще редко обходилось. Но теперь и повод был волнующим не в самом скверном смысле. Это было возвращение целого мира. Самой возможности снова оказаться не здесь и не сейчас.
Правда, кое-что и беспокоило. Можно ли в самом деле что-то изменить, если даже при небольшом смещении можешь оказаться так далеко? Не то чтобы я всерьез на это надеялся, но… всегда втайне хочется нарушить законы, особенно если это законы мироздания.
Я расположился в смежной с кабинетом комнатке. Времени на сон оставалось немного, но хоть пару часов урвать стоило, так как любой другой следующий раз был жестоко сомнителен. Хорошо еще, что сутки на Леде длиннее земных почти на два часа. Вернее, сами часы тут длиннее, и для удобства их по-прежнему двадцать четыре. Может, попробовать как-нибудь перенестись физически из конца ночи в начало, чтобы выспаться? Все же несколько сомнительный метод… И обычно отправление куда-то всегда предусматривало возвращение. Уж лучше не палить из пушки по воробьям и перенестись куда-нибудь на пару-другую столетий назад в порядке поездки на курорт… откуда само возвращение может стать сомнительным. Как всегда — черт его знает, где окажешься, и как далеко это окажется от сознательно представляемой и предполагаемой картины. Как ни нездоров настоящий образ жизни, все же он куда здоровее того, что я могу придумать и осуществить с помощью машины времени, которая не совсем машина времени, а еще и адский исполнитель желаний. Сам процесс отправлений и возвращений не так уж прост и безобиден. И, скорее всего, сомнителен в случае чего-то посущественнее, чем электромагнитная копия сознания. С ней «призрак станции» еще мог справиться, как с чем-то с ним однородным.
Так что единственный пока выход — в том числе чтобы поберечься от подобных небезобидных идей — белые пилюльки. Пусть и их помощь штука разрушительная.
Но действенная.
Голова у меня раскалывалась после эксперимента. Несмотря на болезненную взбудораженность, я устал настолько, что пилюлькам понадобилось совсем немного времени, чтобы меня усыпить, должно быть, свою роль сыграло и ощущение, что я до сих пор нахожусь где-то между тысячей миров, и сон — только один из них, переход в него был естественен.
Я не помнил, что заснул, мне снились мои новые воспоминания, чужие и драгоценные, похожие на фантазии. Затем, без всякого перехода, я вдруг открыл глаза и обнаружил, что в комнате кто-то есть. На фоне бледнеющего окна, которого на самом деле здесь не было, но была его декоративная проекция, вырисовывался темный силуэт худощавого человека, довольно хрупкого. Старика, судя по особой неловкой едва уловимой сгорбленности. Волосы, легкие как паутинки, окутывали его голову прозрачным облачком.
Я подскочил на своей дежурной кушетке, стряхнув легкий клетчатый плед, и резко сев.
— Ты! — воскликнул я. Не то чтобы его появление вызвало у меня сильное чувство тревоги. Этот абрис был мне чем-то очень знаком. «Даже дважды знаком», — решил я. Какой же из вариантов я видел теперь?
Он неуловимо качнул головой в темноте. Это выглядело лишь как тень отрицания.
— Ты, — прошелестел произнесенный шепотом или эхом ответ.
Я мысленно нетерпеливо отмахнулся — вероятно, он имел в виду, что появился в ответ на какое-то мое действие, или еще что-нибудь, но все же это он прибыл сюда, а не наоборот.
— Оливье? Когда-то мы звали тебя так? — Если, конечно, он из подходящего измерения, и если для него эта наша встреча позже предыдущей, а не раньше. Но был и другой вариант, и я не мог его не высказать: — Мерлин?
С Оливье мы встретились в шестнадцатом столетии. Он прожил бок о бок с теми людьми, что приняли на время наше сознание, многие годы, а затем удалился, сообщив, что отправляется в свое время, оставив этакий реверанс на прощанье — признание, что был наблюдателем из будущего, которое было весьма далеким от нашей версии развития событий.
А Мерлин, собственно говоря, не был никаким Мерлином — хотя мог сам и не подозревать об этом. То, что мы видели в пятом веке в Британии, мы в конечном счете сочли за особый сбой в работе станции, создавший нечто вроде время от времени материализующегося техногенного призрака. И раз уж только что в соседней комнате я имел дело как раз с честным техногенным призраком, не закономерен ли подобный отзвук? Это было бы даже правдоподобнее появления здесь Оливье. И кроме того… ах да, я же сплю, хотя обстановка, которую я вижу, соответствует реальности, или я сейчас только так думаю. В подобном сне не было бы ничего удивительного. Все ясно, во сне он может говорить все что угодно, или так и не ответить вовсе. Сны, похожие на реальность, часто напоминают переливание из пустого в порожнее.
