Виктор Колупаев - Дзяпики
– Палочку к палочке, листик к листику, глядишь, что-нибудь и получится, – наставительно говорил Крокодилий Хвост. – Не боги зарплату получа… то есть, не боги горшки обжигают!
– Трудновато сделать математическую машину из палочек, – удрученно говорил Акимов.
– А ты твори, выдумывай, пробуй! Авось, что и получится.
Это «авось» было главным в деятельности дзяпиков. Авось, что-нибудь и получится. Авось, пронесет. Авось, не заметят. Авось, не разберут. Авось, премию дадут.
В лаборатории у Акимова осталось двадцать дзяпиков. Лаборатория располагалась под небольшим навесом, сооруженным по просьбе Акимова, и с вывеской: «Лаборатория возможного умножения 2 на 2».
Пять дзяпиков мысленно составляли заявки на комплектующие изделия и материалы. Мысленно, потому что составлять черновики на глиняных плитах и обжигать их было очень уж непроизводительно и утомительно. Из-за отсутствия предварительной тренировки в подобных делах дзяпики все время путались, забывали порядковые номера изделий и оживленно перепирались, сваливая всю вину друг на друга. Акимов терпеливо разбирался в этих препирательствах и давал советы в указания.
– Никто не в состоянии запомнить такую массу информации, – сказал один из сотрудников лаборатории, потупив глаза и робко. перебирая пальцами ожерелье из зубов жвачных животных.
– Я в этом деле не виноват! – вспылил Акимов. – Надо было изобретать бумагу и карандаши, а вы занимались производством губной помады!
– Тоже надо, – скромно вставил второй дзяпик.
– И заявку надо, – парировал Акимов. И тут же начал учить дзяпиков технике устного счета. Остальные пятнадцать дзяпиков занимались проработкой технического задания и сбором и обработкой поступающей в лабораторию информации.
– В каком коде предполагается вводить в вычислительную машину информацию? – спросил их Акимов.
– В двояком! – бодро ответил упитанный дзяпик с чисто дзяпиковским врожденным отвращением к какой бы то ни было попытке думать, но с апломбом.
– Это как же? – спросил Акимов растерянно.
– И так, и этак, – радостно продолжал упитанный.
– А, может, и этак, и так?
– Никак нет! И так, и этак!
Акимов позеленел. Не так уж и страшно, если человек чего-нибудь не знает. Захочет – научится. Но когда он бесстыдно пытается сказать что-нибудь на авось…
– В двоичном, – донеслось откуда-то из-за спины Акимова.
Анатолий обернулся. Позади него стол худой дзяпик лет сорока, смущенно моргал большими чистыми глазами и протирал платочком очки.
– В двоичном, – повторил он негромко.
– Почему?
– Самый простой код для математически машины. Нужно всего два состояния пересчетной ячейки: нуль и единица.
– Правильно. А как это осуществить?
– Придется из механических деревянных деталей. Но только быстродействие будет очень невелико. Хотя, конечно, для умножения два на два вполне достаточно.
– Откуда тебе это известно?
– Я думал, – спокойно ответил дзяпик. В его глазах сквозила мысль, пытливая и страстная.
– Скажи, пожалуйста, твое имя.
– Меня зовут Несмышленышем.
– Здорово! А меня Глупышонком.
– Я знаю, что тебя зовут Анатолием.
– Откуда тебе это известно?
– Знания приходят разными путями…
– Знать бы эти пути.
Остальные дзяпики, недоуменно пожав плечами, начали расходиться. Акимов их не задерживал.
– Язык не поворачивается называть тебя Несмышленышем.
– Тогда зови меня Юрием.
– Отлично. Договорились. – И после некоторого молчания: – Так, значит, ты думал…
– Да. Я думал над этим в свободное от работы время. Я занимаюсь проблемой единого поля, ну, а иногда для гимнастики ума размышляю и о чем-нибудь другом.
– Здесь? В каменном… практически каменном веке? Что же тебя заставляет?
Дзяпик Юрий посмотрел на Акимова печальным взглядом.
– Понимаешь, Анатолий, я не могу отказать себе в удовольствии мыслить. Неужели это трудно понять?
Акимов понимающе и одобрительно кивнул.
– Я не могу отказать себе в удовольствии мыслить. Все хорошее и плохое, интересное и отвратительное, неизвестное и общепринятое, все, что меня окружает, я должен осмыслить и привести в систему. Стройную систему… Но я так мало знаю. Когда мне было четырнадцать лет, я был уверен, что успею все разработать года через два. В двадцать лет я отодвинул этот срок лет на пять – семь. А сейчас я уже не уверен, что смогу закончить теорию единого поля. Когда я это понял, то долгое время почти сходил с ума. Мне было плохо, очень плохо. Сейчас я здоров, но мне грустно. Я хоть на одну секунду хотел бы заглянуть в будущее. Что это будут за люди, которые сделают то, чего не смог сделать я… Потом я стал думать над теорией перемещений во Времени. Мне, кажется, удалось разработать ее. И года через два я смог бы приступить к практическому осуществлению своей мечты.
– Прости, Юрий. Мне кажется, вам еще рано, – тихо заметил Анатолий.
– Я говорю только о себе. Просто посмотреть. Я вернусь, вернусь назад.
– Не делай этого. Все Эхразещеразы, Зануды, Мокрые Зрачки, Хвосты и Дубы, не задумываясь, рванут за тобой в волновод темпорального поля. Один уже сидят в нашем транстайме. Он хотел один проскочить в будущее. У него был нож. И он, не размышляя, убил бы человека, пытающегося удержать его от нажатия кнопки. Его зовет туда не жажда знания, не стремление хоть одним глазом увидеть будущее, а желание пожить на дармовщину, в свое удовольствие, не думая, не затрачивая умственной энергии. Да у тебя ничего и не получится. Природа тоже хитра. Ведь что-то должно понижать ее энтропию? В будущее дзяпикам не попасть.
– Зачем же ты помогаешь им?
– Я помогаю не им. Я хотел бы хоть в части дзяпиков разбудить интерес к осмысливанию происходящего.
– Благородная, но едва ли разрешимая задача.
– Да. В моем распоряжении всего два дня. К сожалению, очень мало можно сделать за это время.
– Тогда вам нужно скорее возвращаться в свое настоящее. Тот дзяпик с ножом не один. Он одиночка, себялюбец. Он бы ударил ножом и тех, кто уцепился за подножку транстайма. Этот не опасен. Опаснее другие. Дзяпики хитры, и вы их явно недооцениваете.
– Возможно. Я ведь только инженер.
– Мы поговорим еще. К тебе пришли. – Акимов поднял голову. Перед ним стояла дзяпичка Тоня.
– Знакомьтесь, – сказал Акимов. – Тоня. Юрий.
– Мы знакомы, – сказал дзяпик. – Я когда-то пытался объяснить этой девушке теорию темпорального поля.
– А я, конечно, ничего не поняла.