Коллектив авторов - Полдень, XXI век (сентябрь 2011)
– Андрей, ты ведь знаешь, мне больше не с кем ее оставить. Ну пожалуйста! Ненадолго, всего неделя. Я попрошу Риту хотя бы пару раз зайти к тебе, может, она даже приготовит чего. Да и Леська уже самостоятельная, с ней хлопот не будет. Наоборот, сама поможет, если надо.
У сестры действительно не было выбора. Свою бывшую свекровь она на самом деле любила, а тут инсульт, мало ли как еще обернется. Но денег на два билета до Казани не было ни у нее, ни у меня. На один – да. А куда девать Леську? Конечно, ко мне. Присмотрит родной дядя-то за племяшкой. И неважно, что за дядей самим присмотр нужен. Раз я никогда не просил меня обслуживать, значит, силенки еще есть.
Естественно, я продолжил ворчать и отнекиваться, но в конце концов сдался.
– Ладно, приводи.
Положил трубку.
Ленка примчалась через пару с лишним часов, уже с дорожной сумкой и кучей разноцветных пакетиков. Пакетики вместе с растерянной и слегка взъерошенной Леськой были вручены мне. Инструкции по применению содержимого пакетиков мы с племяшкой выслушали молча, после чего удостоились торопливых теплых поцелуев и неизменной присказки: «Будьте осторожны, ни к кому не приставайте!» Я поклялся, что приставать к подозрительным незнакомцам, свидетелям Иеговы и продавцам на рынке с этого дня мы категорически отказываемся. Сестра уже на бегу улыбнулась и скрылась за порогом.
Мы с Леськой некоторое время смотрели на дверь, то ли ожидая, что Лена передумает, влетит маленьким торнадо и унесет все оставленное с собой, то ли оттягивая момент, когда придется повернуться друг к другу и что-то сказать.
Я, как положено старшим, подал пример.
– Ну что, Олесь, эту недельку ты здесь. Давай распаковывайся, будем обед готовить.
Она посмотрела на меня.
Выросла очень. Конечно, почти год я ее не видел, сейчас ей девять должно быть. Стоит серенький бельчонок такой, волосы короткие, уши торчат. Ленка зачем-то ей косички отстригла. Зачем? Девчонке вроде шло. Глазки тоже серенькие, взгляд… испуганный? Ну да, есть немного. На ноги мне глядит; детская непосредственность. Но, думаю, мама ей все давно рассказала.
– Пойдем, пойдем, не стой там.
Она пошевелилась, поставила пакет.
– Здрасьте, дядя Андрей.
– Да привет, поздоровались же, – я махнул ей рукой и нащупал пульт управления. Коляска развернулась, покатила на кухню.
Вечером Леська уже не шугалась ни меня, ни моего транспортного средства. Пристроилась с «Девочкой с Земли» на диване у окна и перечитывала (только на моей памяти – раз пятый) про неугомонную Алису и трех капитанов. Я подремывал, так и не найдя, чем заняться. Читать не хотелось, есть тоже, достать Фиговину я не решился.
– Дядя Андрей, а правда, что сюда часто дельфины приплывают? – спросила Леська, поднимая голову от книги.
Каким образом можно было провести логическую цепочку от Весельчака У до дельфинов, я не понял, но ответил:
– Правда.
– А завтра приплывут?
Я пожал плечами.
– Возможно. Но по заказу они не появляются.
– Хорошо бы приплыли. Мы с мамой почти не бываем на море…
Да, это так. Ленка живет в самом далеком от побережья районе, целыми днями работает, в нечастые выходные отсыпается и Леську одну (да и с подружками) к морю не отпускает. Девчонка небось соскучилась.
– А ты каждый день ходишь… ой… – она запнулась и чуть заметно вжала голову в плечи, укрываясь за переплетом книги. – Ты часто спускаешься к морю?
– Часто, – спокойно сказал я. – Видела деревянную дорожку? Это я сделал, то есть мне сделали, специально, чтобы я мог сидеть на побережье.
Леська замерла; видно было, что язычок у нее чешется спросить что-то еще, но она не решается. Боится обидеть? Я потянулся за газетой, пролистнул пару страниц, не нашел ничего любопытного, вернул на столик.
– И ты совсем не купаешься? – наконец произнесла племяшка.
– Ну почему. Купаюсь иногда, у берега. Но поскольку это для меня сложно, то – редко.
– Да? А я очень люблю купаться, – она вдруг оживилась, даже вылезла из-за переплета. – Меня тетя Рита в прошлом году научила плавать. Я могу брассом и на спине, и лежать могу «звездочкой», а кролем не могу, все время забываю голову правильно поворачивать и руками не так махаю и тону.
– Надо же, молодец, – я кивнул ей как можно одобрительней. – Ничего, кроль – легкий стиль, научишься.
– Можно, я завтра поплаваю? Я купальник взяла…
М-дя, этим вопросом племяшка застала меня врасплох. Я, конечно, за ней послежу с берега… Но что делать, если, не дай Бог, тонуть начнет? И вообще, холодновата вода, начало июня только.
– Знаешь, Лесь, мама говорила, что попросит тетю Риту к нам зайти. Давай ее дождемся, и тогда ты поплаваешь.
– У-у… – Леська скуксилась. – Она, может, только послезавтра придет!
Послезавтра… Я невесело усмехнулся. Послезавтра. Какой долгий срок. Я вот иногда и не замечаю, как заканчиваются эти короткие бесцельные кусочки существования, гордо именуемые «день». Миг – и уже вечер, еще миг – недели как не бывало. Третий – и прошло полгода. Полгода, а я до сих пор не хожу.
– Ничего, послезавтра быстро наступит. Зато тетя Рита за тобой присмотрит.
– А ты не можешь?
В голосе мелькнула надежда. Пришлось развести руками.
– Я не могу.
Леська сжала губки.
– Ну ладно.
И снова уткнулась в книгу.
Оно шуршит. Оно берет камушки и катает их в пенных ладонях. Я слышу его утром, еще не открыв глаза, пытаясь спрятать щеку от солнечного луча. Я слышу его вечером, когда выключен телевизор и не играет в наушниках «Clannad».
Оно шуршит.
Оно гладит стекла. Маленькие стекла от бутылок. Это же пляж. Вот прозрачное, обсыпанное песком, вот зеленое – застывший кусочек плавучей водоросли. Вот коричневое, через него можно смотреть на солнце и видеть его. А вот самое красивое – синее. Дверка в другой мир; туда, где живут звезды и гуляет по улочкам Луна. Сквозь синее можно говорить с небом, и небо тебя услышит. А еще бывает, между галькой горят красные и желтые искорки…
И оно поднимает стеклышко, крутит в прохладных пальцах, начинает гладить. И шепчет еле слышно, так что и не разберешь: «Как тебе больно, мое милое. Ах, как тебе больно… Я все чувствую, мое хорошее, я чувствую, не бойся. Ты было частью такого совершенного целого. Такого гладкого, такого стройного и очень желанного, да? А теперь ты одно, о, мое дорогое, ты одно. Теперь ты разбито и потеряно. И ты режешь всех своими острыми краями. Конечно, ты режешь, тебя же разбили. Тебя же бросили с высоты прямо вниз, на эти холодные камни. Но не бойся… я поглажу тебя, мое родное. Я поглажу тебя, и боль отступит, ты станешь забывать прошлое. Не веришь? Это возможно. Ты станешь жить по-иному. Ты станешь жить. Опять. Ты будешь одно и не будешь больше одно никогда. Я буду рядом, всегда рядом с тобой. Мое милое…»
