Лариса Чурбанова - Пансионат Гоблинов
Спалось Уму-сай плохо. Всю ночь ее мучили кошмары: она то ли бежала кому-то на помощь, то ли спасалась от чего-то безмерно страшного. Очнувшись она не помнила, что же ей снилось. Осталось только ощущение мокрой листвы, хлещущей ее по лицу и рукам.
Вилена протерла глаза и увидела, что Милана сидит в кровати, обхватив руками колени и уставившись в одну точку. Так же она сидела и вчера вечером, когда ее прагматичная сестра уснула, завернувшись с головой в одеяло.
-- Что с тобой? - встревожилась Уму-сай. - Ты что же, всю ночь не спала?
-- Я не смогла, - прошептала ее близняшка. - Мне было так страшно!
Она была такая жалкая и замученная, что сердце Вилены сжалось. Она порывисто обняла Милану, и та зарылась лицом в ее плечо.
-- Господи, девочка! Разбудила бы меня. Я пошла бы и посмотрела , что тебя беспокоит.
-- Там за окном скрипело, и в ставни царапались, - рыдая, шептала Милана. - А еще дверь хлопала. Я пошевелиться боялась.
-- Ты просто нагоняешь на себя всякие страхи, - мягко пожурила ее Вилена. Она гладила свою сестренку по пушистым волосам, и та понемногу успокаивалась. Наконец, Милана нашла в себе силы оторваться от спасительной опоры и через силу улыбнулась:
-- Да, наверное. Мне самой стыдно. И на Худыша я вчера зря взъелась, уж не знаю почему.
-- Не бери в голову, - отозвалась Уму-сай. - Сейчас позавтракаем, и больше ты его никогда не увидишь. Так что и расстраиваться нечего.
Девушки быстро привели себя в порядок у запасенной с вечера бадейки воды. Потом по очереди обозревали плоды своих трудов у старого, покрытого черной патиной времени зеркала. Странно, но в нем они выглядели совершенно по-разному.
-- Странное какое-то стекло, - удивилась Милана. - Мне кажется, что я ему не нравлюсь.
-- Глупости! - рассмеялась ее сестра. - Просто у тебя от бессонной ночи и голода лицо перекосило. Вот позавтракаем поплотнее, и все будет в порядке.
Хозяин уже ждал их внизу с накрытым столом. "Все-таки приятно иметь дело с человеком, который уделяет такое внимание еде", - подумала Вилена, глядя на заботливо расставленные тарелки. Янтарный виноград, мед в глиняном горшочке, мягкое желтое масло, румяный хлеб. Куски жаренной курицы дымились острым ароматом приправ. "Он просто душка!" - решила Уму-сай после быстрых приветствий, вгрызаясь в белое душистое мясо. Поджаристая корочка хрустела на зубах, и скоро девушка наелась до состояния полного блаженства. Внезапно ей стали совершенно безразличны все их поиски. Она с удивлением обнаружила, что с радостью бы осталась здесь с гостеприимным Бобувалло, среди высушенных овощей и пряностей. Сквозь сытую истому до нее легким отзвуком донесся голос Худыша:
-- Куда ж вы теперь собираетесь отправиться? Я вчера заговорил вас, даже не спросил, кто вы да откуда.
Говорить Вилене не хотелось. Она с облегчением услышала, что Милана взяла труд вести беседу на себя:
-- Мы ходили поклониться святому Фраскиту Скрипнику, а теперь отправляемся дальше по Ферсимани.
Всего лишь мгновение назад оплывшее лицо Бобувалло выражало только сытость и радушие. С чего же все так переменилось? Теперь его черты заострились, в глазах зажегся неприятный огонек. "Тут что-то не так!" - решила Уму-сай, усилием воли стряхивая с себя обжорное оцепенение.
-- Что же вы просили у этого...святого? - голос толстяка выдавал острую заинтересованность. Если бы не его жиры, его можно было бы сравнить с охотничьей собакой, внезапно почуявшей дичь.
-- Да мы просто преклонили колени у его мощей и дальше пошли, - как можно осторожнее ответила Вилена. Странное любопытство хозяина тревожило ее все больше и больше.
-- Не обманывайте меня, - настаивал он. - К Фраскиту обращаются только по большой нужде, это все знают.
-- Нам просто по дороге было. А с паломниками путешествовать безопаснее, - чистосердечно пыталась объяснить ему девушка.
Но Худыш не верил и обижался.
-- Не хотите говорить- не надо, - бубнил он себе в третий подбородок. Что-либо говорить ему было бесполезно. Так и распрощались сестры с толстяком, не сумев убедить его в своей искренности. Пройдя немного по дороге, Вилена оглянулась. Бобувалло все стоял на пороге, покачивая головою как неправдоподобно большой болванчик.
-6-
Тардьен легко и осторожно пробиралась между рядами виноградных лоз. Полусапожки из телячьей кожи мягко пружинили при каждом шаге. Все-таки правильно она поступила, заплатив за них козлу-сапожнику с улицы Вада-святителя пять золотых. Цена, конечно, непомерная, но при ее собачьей работе без бесшумной обуви не обойтись. Вот и сейчас, малейший звук выдал бы ее с головой. Разбойница нутром чуяла, что колдовская тварь где-то поблизости. Конечно, разлапистые листья Сладкой Симы надежно скрывали Тардьен, но точно так же они скрывали и зверя, на которого она охотилась. А тут еще начал моросить дождь. Сырости девушка никогда не боялась, но мерный перестук капель заглушал все остальные звуки. Она старалась прогнать внезапно появившееся чувство неуверенности, но ничего не выходило. Охотница ощутила себя жертвой, и никуда от этого было не уйти.
"Святая Анунциата, чтой-то я разнюнилась!" - выругалась она про себя. - "Самое время сейчас сопли распускать".
И в это самое время словно огромное пушечное ядро прорвало плетение виноградных лоз. То ли святая, к которой обращалась Тардьен обращалась мгновение назад, все же услышала ее, то ли помогла выучка рыцарей с большой дороги, но клыки кабана лишь скользнули по задубелому боку ее кожаной кирасы. Девушка как мячик отлетела на несколько метров и в то же мгновение вскочила в боевой полуприсед. В ее руках блестел меч. Весь страх исчез,его сменила горячка битвы. "Только ради таких мгновений и стоит жить!" - радостно кричало что-то в душе Тардьен. - "Когда кровь вскипает в жилах, и каждое мгновение может оказаться последним". В темноте она слабо могла видеть своего противника, но то, что удалось различить, впечатляло весьма и весьма. Она готова была поставить тельца против яйца, что другого такого громадного хряка и на свете нет. Каждый его клык был никак не меньше ее меча. К тому же от зверя перло, как от самой грандиозной помойки в Ойкоте. Кабан замер в ожидании, грозно нацелив на Тардьен пятачок размером с пивную кружку.
Ну, ты, пакость вонючая! Что уставился? - крикнула девушка, кидая зверю в морду комок жирной земли. Она прибавила еще парочку непечатных ругательств, но хряк стоял, не поддаваясь на провокации.
Тогда разбойница, не спуская глаз с кабана, попыталась зайти ему в тыл. Ее первый учитель, Кетиль Однорукий, часто повторял ей: "Если тебе удалось навязать противнику свою тактику, считай, полдела сделано". К тому же Тардьен хорошо знала, как тверда и не пробиваема шкура взрослого хряка. Убить его можно, только попав в глаз или мягкое местечко за ухом. С реакцией у зверя дело обстояло едва ли не лучше, чем у нее самой. Глупо и пытаться засандалить ему меч в глаз. А вот с ухом, да еще если эта скотина позволит хоть чуть-чуть обойти его, дело могло выгореть. Но скотина не позволила. Неожиданным скачком хряк покрыл разделявшее их расстояние и пропорол Тардьен правую руку. Теплая кровь потекла на лезвие меча, совсем не та, которой собиралась окрасить свое оружие разбойница. Кувырком она ушла от снова надвигающегося на него кабана и перекинула меч в левую руку. Дождь усиливался и земля размокла, чавкая при каждом прикосновении. Начиналась гроза. Вот уже ночную темноту прорезала первая молния. На мгновение Тардьен увидела своего врага во всей красе: ржаво-рыжая щетина, заляпанная грязью и яростная, безумная жажда убийства в крошечных глазках маньяка. Он был уверен в своей победе. "Может, ты и прав, голубчик!" - рассмеялась девушка. - "Но ты долго будешь помнить Тардьен."
