Владимир Блинов - Поиск-89: Приключения. Фантастика
Крупа цедил свой коктейль, сдобренный изрядной порцией портвейна, который щедро подливал знакомый официант Чугунова Жорик. Одна Ленка почти ничего не пила.
Дождь и сам не заметил, как оказался за чужим столиком, его трясло как в лихорадке. В кафе было душно, накурено, а тело его еще не умело защищать душу, и она задыхалась в этом чаду. Неожиданно из тумана выглянуло чье-то лицо с утиным носом и широкой проплешиной. Помигав мутными глазками, лицо потерлось щекой о замшевый пиджак и, заикаясь, спросило:
— А вы к-кто, собственно говоря?!. Вы что здесь?!. Куда вперлись?!.
Дождь улыбнулся, пытаясь сообразить, что следует ответить, но слова словно ветром выдуло.
— Место занято! — проговорил человечек. — Чо вылупился?.. Чеши отсюда!
Утиный нос Замшевого заблестел от пота. Он оглянулся, ища официанта. Наконец, заметив его, закричал, замахал рукой, но официант исчез в подсобке, и Замшевый побежал за ним. В это время вернулась спутница Замшевого, взглянула на Дождя и подмигнула ему. Дождь подмигнул в ответ.
— А где этот? — Она села на место Замшевого.
Дождь пожал плечами.
— Противный, правда? — она брезгливо поджала губы. — А что делать? Другие не приглашают!..
Дождь взглянул на Лену. Ей что-то нашептывал Чугунов, но она не слушала, следя за тем, что происходит за соседним столиком.
— Ты меня не слушаешь, — сказал Чугунов. — Откуда ты его знаешь? — кивнул он на Дождя.
— Знаю, — ответила Лена.
— Откуда он? — не унимался Чугунов.
— Я хочу домой, — сказала Лена, — завтра экзамен, надо выспаться!.. — Она поднялась.
Митин с Мышкой тоже поднялись.
— Подождите, а кофе? — остановил их Чугунов. — Кофе и пирожные! Заплачено же!..
Лена села. Сели и Мышка с Митиным. Крупенников, набравшись коктейлей, клевал носом.
— Тебе придется отвезти его домой, — сказала Лена Чугунову.
— Дойдет! — огрызнулся тот.
— Ты его напоил, тебе и отвечать! — жестко сказала Лена.
— Мог не пить.
— Ты же знал, с чем эти коктейли, мог и остановить.
Чугунов поморщился.
— Ладно, потащу к себе, — согласился он. — Песню испортил, дурак! — Чугунов стукнул Крупу по шее.
— Кончай! — не поднимая головы, проворчал Крупенников.
Дождь взглянул на Чугунова. «Чистое кукольное личико с темными, еще слабо пробивающимися усиками, умные холодные глаза, совсем еще мальчик, а такой уж холод в душе, — подумал он. — На вид мальчик, капризный, развращенный, испорченный мальчик…» Где же он видел это лицо?
Вернулся Замшевый с официантом.
— Вот видишь, приперся и сидит! — возмущался он. — Я и так, и этак, и по-хорошему, а он ни бэ, ни мэ, ни кукареку!
— Да это мой брат из Сузуна, чо завелся, зараза?!. — вскинулась его спутница. — Я его пригласила, пусть сидит, на тебя посмотрит, какой ты есть!
— Ну, если брат, я что ж, я это… — замялся Замшевый, подавая руку. — Валентин, бывший, так сказать, в настоящем. Мы поженились, когда вы, так сказать, отбывали…
— Дождь…
— Ага… — не поняв, кивнул Валентин. — А я Надежду спрашиваю, что да кто, а она темнит… Стульчик, это, и прибор, а?
Официант принес стул и прибор.
— Я думаю, надо за знакомство. — Валентин оглянулся. — Тут не дают, а мы с собой втихаря, — он налил под столом стакан водки, разлил на троих. — Вздрогнем? Или ощетинимся?.. А?
— Я не хочу, — сказал Дождь.
— Это не по-товарищески, — погрозил пальцем Валентин. — У нас не принято! Тем более мы с Надеждой, — он заулыбался, на носу блестели капли. — Ну, в общем, кое-что решили…
— Я пока ничего не решила! — заявила Надежда.
— Да ладно, будет, чо ты, братан ведь! А то как неродная! Ну?!
— Еще слово — и так вмажу, что вылетишь отсюда в два счета!
— Ну, чево завелась?!. Я тост хотел сказать почти про любовь, а ты: вмажу, вылетишь!.. Ну, бывайте! — Он залпом выпил.
Лена за соседним столиком поднялась.
— Подожди, сейчас принесут кофе! Еще десять только, — сказал Чугунов.
— Нет, мне надо идти! — Лена вышла из-за столика, направилась к выходу.
Чугунов поднялся, чтобы проводить, но Дождь бросился следом, опередив его.
— Эй, братан?!. — удивленно закричал вслед ему Валентин. — Надежда, догони его! Он чо, обиделся? Я ж пошутил!..
Надежду точно кто подтолкнул, она догнала Дождя и, остановив его, прошептала:
— Не бросайте, уведите меня, я больше не могу!
Лена оглянулась, увидела плачущую женщину, державшую Дождя за руку, и выскочила из кафе. В голове у нее все перемешалось: и эта женщина, назвавшая Дождя братом, что была явная ложь, и ее плешивый спутник и пьяный Крупенников. Одно она знала теперь твердо: она не только никогда не любила Чугунова и не смогла бы полюбить, но даже не испытывала к нему симпатии. Брезгливое отвращение вдруг разом заполнило ее. Она еще не понимала, откуда это отвращение, ведь неделю назад у него дома она даже позволила ему поцеловать себя, он сделал это умело, наслаждаясь больше ее смущением, чем сам волнуясь, но тогда она об этом не думала, это выплыло вдруг сейчас, в тот самый миг, когда появился Дождь.
До него весь день и вечер она жила в тревожном предчувствии беды, и в кафе, несмотря на все усилия Чугунова и диск-жокея, ей не сиделось.
Пришел Дождь, и ее в тот же миг ожгло его неподдельным волнением, и сразу же выплыла вся фальшь Чугунова. Вот чего она не могла распознать сразу: фальшь и подделку!
Уже свернув в Тихий переулок, она остановилась. Никто не догонял ее, и она подумала о Дожде. И странное дело: не ревность, а тревога за него вдруг шевельнулась в душе.
Дождь вышел из кафе вместе с Надеждой, она крепко держала его за руку, точно боясь, что он убежит.
— Вы меня только проводите, и все, а то увяжется этот плешивый, не отлипнет! Я еще, чего доброго, глупостей наделаю! Вы приезжий?
— Да, — Дождь кивнул.
Они быстро шли по дороге, Надежда время от времени оглядывалась, опасаясь погони. Но никто не бежал за ними. Только сейчас Дождь сумел рассмотреть женщину. Кудрявые колечками темно-каштановые волосы обрамляли слегка удлиненное лицо, кое-где тронутое уже первыми морщинками. Невысокая, с ладными ногами и гибким телом, Надежда вполне могла бы считаться красавицей, но выражение ожесточенности, не сходившее с лица, портило все дело. Тонкие черты требовали мягкости, доброты души, но какая-то застарелая, крепкая обида сидела в ней, заставляя Надежду не расставаться с маской злого высокомерия и брезгливости.
— Козел вонючий! — выругалась она. — Он и не понял, что я бросила его! Бросила навсегда! Сейчас завалится спать и захрапит!.. Он, видите ли, собирается возвратиться, думает, что осчастливил меня! Козел! Вы извините, что я так резко, но вы же видели, что это за субъект. Обыкновенный слесарь-сантехник, а туда же, замшевый пиджак напялил, который как седло на корове!.. А вы откуда?
