Виталий Забирко - Мы пришли с миром
Санитар развернулся, вышел в дверь и уже оттуда пригласил:
— Прошу следовать за мной.
Я не стал ждать повторного приглашения и вышел.
— Лицом к стене, руки за спину! — скомандовал санитар.
Протестовать было бессмысленно, и я послушно повернулся лицом к стене. Так психбольница это или тюрьма?
Санитар захлопнул дверь и снова скомандовал.
— Налево и вперед!
И я пошел по темному узкому коридору, не высказав возмущения по поводу того, что вначале санитар предложил следовать за ним. Не в моем положении возмущаться. Тусклый свет, загораясь по мере нашего продвижения, гас за спиной, и определить длину коридора не представлялось возможным. Вначале двери по обе стороны коридора располагались близко друг от друга, затем стали встречаться реже.
— Стой! — услышал я, когда мы прошли метров двадцать.
Санитар открыл дверь слева и приказал:
— Заходите.
Я вошел и оказался в просторном кабинете с тремя большими окнами, застекленными все тем же матовым пуленепробиваемым стеклом. Справа в углу стояли диван, журнальный столик и два кресла, а напротив центрального окна за обширным рабочим столом кто-то сидел, но свет из окон мешал разглядеть лицо.
— Проходите, Денис Павлович, садитесь! — радушно предложил он, и я узнал голос оперуполномоченного Сидорова-Петрова.
Дверь за мной закрылась, но санитар не вошел, оставшись в коридоре. Я прошагал к столу, сел на стул.
Откинувшись на спинку кресла, Сидоров с улыбкой смотрел на меня.
— Я предупреждал, что скоро свидимся.
— Здав-стуй-те, — раздельно сказал я, намекая на то, что он не поздоровался.
Сидоров нисколько не смутился.
— Благодарствую за пожелание, — кивнул он. — Я-то буду здравствовать, а вот ваше здравие находится под вопросом.
Внутри у меня похолодело. Десять тысяч долларов, которые извлекли из моих карманов, приличная сумма, и теперь я понимал, что эти купюры отнюдь не с денежного дерева Страны Дураков. Кончились добрые сказки, начинаются жесткие разборки.
Сидоров повернулся лицом к дисплею компьютера, прошелся пальцами по клавиатуре.
— Ого! — с явным наигрышем удивился он — Каким же это образом вы разбогатели? Наследство получили?
Я вгляделся в его лицо и не обнаружил родинки под левым глазом. И тогда засевшая во мне тревога внезапно сменилась на трезвую рассудительность Всегда считал себя трусоватым человеком, но оказалось, что в безвыходном положении могу за себя постоять.
— А это, — не отвечая на вопрос, я потер пальцем у себя под глазом, — у вас куда подевалось?
— Родинка? — рассмеялся Сидоров. — Обычный камуфляж, один из элементарнейших способов маскировки. Восемьдесят процентов свидетелей, мельком видевших преступника с родинкой на лице, не узнают его при опознании без родинки.
Его словоохотливость мне не понравилась При первой встрече он вопросы игнорировал.
— Значит, преступника? — спросил я, прищурив глаза. — И как мне вас теперь называть? Сидоров? Петров? Или Сидоров-Петров? Или, быть может, Пидоров-Сетров?
— Я бы не стал хамить в вашем положении, — покачал он головой. — Зовите меня Евгений Викторович... — Он сделал паузу и улыбнулся. — ...Иванов. Имя, отчество и фамилия настоящие.
— Иванов?! — Сказать, что я удивился, — не то слово. — И вы хотите, чтобы я поверил?
— Верить или не верить — ваше дело. Но моя фамилия Иванов. Лучший способ дезориентации — чем ближе к истине, тем меньше верится.
Я недоверчиво покрутил головой, но все же сделал вид, что поверил. Какая, в сущности, разница-Иванов он, Сидоров-Козлищев или Петров-Великий? Лучше бы наши дороги никогда не пересекались.
— Не боитесь, что, выйдя отсюда, я раскрою ваше инкогнито?
— Выйдете вы отсюда или не выйдете, зависит только от вас.
Сказано было с нажимом, глядя мне в глаза, но я не поверил чересчур открытой честности. Ничего здесь от меня не зависело.
— Десять тысяч долларов, которые вы нашли при мне, это все деньги, больше у меня нет, — сказал я. — Хоть утюгом пытайте, хоть иголки под ногти загоняйте.
Иванов брезгливо поморщился.
— Не надо нас, Денис Павлович, путать с криминалитетом. Мы — солидная государственная организация, и обнаруженные при вас восемь с половиной тысяч, — подчеркнул он сумму, — интересуют нас в самую последнюю очередь.
— Но все-таки интересуют?
— Не сами деньги, а откуда они у вас.
Мне очень хотелось ответить так, как ответила бы Оксана: «От верблюда», но я сдержался.
— Если начну рассказывать честно, вы не поверите.
— Это почему же?
— Потому, что в солидных государственных организациях не верят в потусторонние силы.
— М-да... — Иванов постучал пальцами по столу, задумчиво глядя куда-то мимо меня. — У нас действительно солидная организация, но вы НИЧЕГО о ней не можете знать.
— Настолько секретная?
Он не ответил, глянул на дисплей, прочитал на нем невидимое мне сообщение и пробежался пальцами по клавиатуре.
Дверь в кабинет открылась, кто-то вошел, но я принципиально не стал оборачиваться.
Иванов отодвинул в сторону клавиатуру и посмотрел мне в глаза. Серьезным, немигающим взглядом.
— Сверхсекретная, — сказал он. — Именно о ее целях и задачах мы с вами сейчас будем говорить.
Снова мороз пробежал по телу, и я повел головой, будто на шею набросили удавку.
— Теперь понятно...
— Что вам понятно?
— Либо я стану вашим агентом, либо...
— Верно мыслите, — кивнул Иванов и неожиданно спросил: — Если не ошибаюсь, вы сегодня не завтракали?
— Сегодня, это когда? — в свою очередь, поинтересовался я. Сколько же я суток «спал», если он так уверенно спрашивает?
— Сегодня это сегодня, — уточнил Иванов. — Вас усыпили всего на полтора часа.
Из его слов получалось, что за мной и дома следили, иначе откуда ему знать, что я не завтракал? В окна наблюдали, что ли? А чему, собственно, удивляться, если организация сверхсекретная? Мало мне стеклянных глаз, наблюдавших за мной из спичечного коробка.
— Все-то вы обо мне знаете... — обреченно вздохнул я. Заныло под ложечкой. Попадать в зависимость от серьезной государственной структуры очень не хотелось, но ситуация была безысходной.
— Тогда прошу, — радушно указал он в угол кабинета за моей спиной.
Я оглянулся и увидел, как давешний «санитар» выкатывает из кабинета пустую ресторанную тележку, оставив после себя сервированный на двух персон журнальный столик. От обилия пищи у меня, как у собаки Павлова, мгновенно набежал полный рот слюны.
Иванов вышел из-за стола, прошел к журнальному столику и сел в кресло.
