Марина Наумова - Бэтмен
Пока все шло по плану.
— Девять секунд до начала передачи! — объявил женский голос, обрывая последние посторонние звуки и разговоры. — Пять, четыре, три, два, один!
— Музыка! — негромко скомандовал режиссер — и музыка заиграла. Заставку! Картинку!
Впрочем, всего этого он мог бы и не говорить — люди и так знали свое дело.
«Городские новости», — сообщила надпись на экране, прежде чем уступить место дикторше.
Темноглазая брюнетка приветливо улыбнулась с экрана.
Режиссер напрягся — он не слишком доверял этой Бетти: она часто сверх меры волновалась, и зрителям это не очень нравилось (во всяком случае, по мнению режиссера).
— Добрый вечер, — полился из динамиков мягкий, хорошо поставленный женский голос. — Мир моды Готэма потрясен неожиданной смертью манекенщиц Синди Вокер и Аманды Киннер…
«Ну сколько раз я ей говорил, — возмутился режиссер, — чтобы она убирала улыбку при таких сообщениях. Можно подумать, что наше телевидение вместо того, чтобы выразить сочувствие, насмехается над этими шлюхами».
Между тем Бетти продолжала, не переставая улыбаться:
— Причина смерти — аллергическая реакция, хотя власти не исключают возможность употребления наркотиков.
Последние слова прозвучали настолько жизнерадостно и бойко, что режиссер чуть не схватился за голову.
— Переключай, — тихо скомандовал он, откидываясь на спинку кресла.
— Составляются планы, — заговорил со включившегося правого экрана мужчина, — по проведению праздника двухсотлетия города…
Высунувшаяся словно из ниоткуда рука сунула ему под носом какие-то бумаги.
Тот же текст возник и на бегущей строке.
— Мы только что получили сообщение, — заглянул в листки диктор. — Три неожиданные смерти в салоне красоты… — последние слова потонули в совершенно неуместном и неожиданном женском смехе.
Режиссер взглянул на левый экран — и похолодел.
Бетти хохотала, корчась от собственного смеха.
— В салоне красоты… — как испорченная пластинка повторил пораженный этим явлением диктор. — …Произошли… Сегодня… — он терял дар речи.
— Бетти, что происходит? — вскочил с места режиссер.
Она хохотала. Лицо молодой женщины краснело на глазах.
— Бетти! — не выдержал и диктор, поворачиваясь в сторону своей партнерши.
Ее лицо заливала краска, было видно, что Бетти пытается справиться с собой — но безуспешно.
— Черт побери!
— Бетти!
«Она сегодня же вылетит на улицу!» — сжал зубы директор телекомпании.
— Дайте другую камеру!
Неожиданно Бетти задергалась в конвульсиях и грохнулась на пол. На лице ее застывала жуткая гримаса, похожая на улыбку.
Тем временем на экране происходило нечто загадочное — изображение сперва запрыгало, превращая лицо мужчины в абстрактную живопись, потом исчезло совсем.
Зазвучала музыка. Ни на одной из хранящихся на телестудии пленок не было этой записи.
— Выключите это! — возмутилась негритянка-оператор.
Но сделать это никто не мог: по загадочной причине вся аппаратура разом вышла из-под контроля. Передача велась не из студии: ее выпустил в эфир неизвестный телехулиган.
Он не заставил себя долго ждать: секунда — и на экране возник размалеванный клоун. В руке у него был флакон с одеколоном или лосьоном.
— Новый продукт — производство Джокера! — захохотал он.
К экранам телецентра стекалось все больше людей. Понять, что и почему происходит, не мог никто.
— Что случилось?
— Этого не было во второй части…
В голосах сквозило волнение и даже испуг.
Не каждый день им приходилось сталкиваться с подобными явлениями.
На экране из-под пальмы вынырнули две девушки, при виде которых особо нервным людям могло бы стать дурно. Может быть, их черты были когда-то красивыми — толстый слой белил и дикий макияж сделали все, чтобы это скрыть.
С первого взгляда могло показаться, что с экрана улыбаются препарированные трупы.
Сложно сказать, откуда возникла такая мрачная ассоциация: их изображение продержалось на экране несколько мгновений, но и за это время на зрителей успело повеять чем-то неживым и противоестественным.
— Мы обожаем Джокера! — противными голосами пропели девушки-трупы и исчезли с экрана.
(Режиссеру потом еще долго снились их резко очерченные темной краской губы.)
— Откуда это? — допытывался директор.
И получал одинаковый ответ:
— Не знаем…
А клоун на экране продолжал бесчинствовать… Откуда-то снизу извлек связанного мужчину. Если девушки выглядели свежими трупами, то этот, похоже, успел пролежать в морге порядочное время. Его лицо было деформировано непостижимым для живого человека образом, белый грим с выделенными глазами и опущенными книзу уголками рта довершал эффект.
Веселый клоун встряхнул его за шиворот.
— Он, по-моему, выглядит несчастным! — объявил Джокер. — Ему нужно попробовать сорт Экс — сорт Джокера!
Клоун потряс в воздухе какой-то бутылочкой.
Невероятная, жуткая улыбка заполнила весь экран: когда она исчезла, «трупа» уже не было.
Очень многие зрители ощутили в этот момент приступ тошноты. Еще ни разу Готэмское телевидение не угощало зрителей такими чудовищными сценами…
В городе творилось сейчас нечто ужасное: все, кто только мог, забыв о работе, бросались к телевизорам.
Тем временем Джокер извлек из-под пальмы очередную трупообразнубю красотку. Она была немножко живее других, так как двигалась иногда самостоятельно.
— Взгляните, — указал на мертвенно-белое лицо Джокер, — какой прекрасный загар! Как хороши эти рубиново-красные губы… — он хохотнул. Только наш гробовщик знает, как это сделать! — снова послышался безумный смех. — А! Вы спрашиваете, где можно купить эти замечательные продукты? (Восторг клоуна, похоже, в этот момент достиг апогея). — Да в этом-то вся и шутка — все шансы за то, что вы их уже купили! — Джокер радостно потер ладони. — Молодец Джокер! Запомните, когда вы будете покупать любые продукты — любые продукты, ха-ха-ха! — вас ждет счастливая улыбка!
И снова возникли уродливые улыбки трупообразных девиц. Как знать, не были ли они теми несчастными манекенщицами, безвременно отправившимися в мир иной…
Вейн посмотрел выступление Джокера до конца. Его лицо на протяжении всей передачи подрагивало от ненависти.
Теперь он уже не сомневался: ему предстояла схватка с безжалостным маньяком, одержимым манией величия. Только такой человек мог пойти на подобную выходку, только ненормальный мог жаждать смерти невинных людей без всякой для себя выгоды.