Мэрион Брэдли - Верховная королева (Туманы Авалона - 2)
Гвенвифар опустила глаза, понимая, что Артур заметил ее смущение. И вновь со стыдом осознала: она опять позабыла об Артуре, опять самозабвенно любовалась Ланселетом, размышляя, в дремотной сладости грезы, до чего бы ей хотелось, чтобы сегодня она сочеталась браком именно с ним... что за окаянная судьба избрала ее в Верховные королевы? Вот он задержал на ней жадный взгляд, и девушка не посмела поднять глаз. А в следующий миг он отвернулся - Гвенвифар почувствовала это еще до того, как на них пала тень и рядом откуда ни возьмись оказалась леди Моргейна. Артур подвинулся, освобождая ей место рядом с собою.
- Посиди с нами, сестра; для тебя здесь всегда найдется место, промолвил он голосом столь умиленным, что Гвенвифар на мгновение задумалась, уж не выпил ли он лишнего. - Вот погоди, ближе к концу пира начнутся новые увеселения: мы тут приготовили кое-что, пожалуй, куда более захватывающее, нежели музыка бардов, хоть она и прекрасна. А я и не подозревал, что ты поешь, сестра моя. Я знал, что ты волшебница, но ты еще и музыку слагаешь! Уж не околдовала ли ты нас всех?
- Надеюсь, что нет, - со смехом заверила Моргейна, - а то бы я впредь не смела и рта раскрыть: есть такая древняя сага про одного барда, что пением своим превратил злобных великанов в круг стоячих камней; и стоят они так по сию пору, холодные и безжизненные!
- Этой истории я не слышала, - вмешалась Гвенвифар, - хотя в обители бытует легенда о том, как злые люди насмехались над Христом, восходящим на Голгофу, а некий святой воздел руку и превратил их всех в ворон, и летают они над миром, обреченные жалобно выкликать свои издевки до самого конца света... есть и еще одно предание, про другого святого, что превратил в кольцо камней хоровод ведьм, справляющих свои бесовские обряды.
- Будь у меня досуг изучать философию, вместо того чтобы сражаться, или участвовать в советах, или дрессировать лошадей, - лениво обронил Ланселет, - думаю, я попытался бы выяснить, кто возвел стоячие камни и зачем.
- На Авалоне это знают, - рассмеялась Моргейна. - Вивиана рассказала бы тебе, кабы захотела.
- Но, - возразил Ланселет, - то, что утверждают жрицы и друиды, вполне возможно, содержит в себе не больше истины, нежели притчи твоих благочестивых монахинь, Гвенвифар, - прости, мне следовало сказать, госпожа моя и королева. Артур, прошу прощения, я и не думал обойтись непочтительно с твоей супругой, просто я звал ее по имени еще в ту пору, когда она была моложе и королевой еще не стала... - И Моргейна поняла: он просто-напросто подыскивает предлог произнести вслух ее имя.
- Милый друг мой, - зевнув, отозвался Артур, - ежели госпожа моя не против, так я и вовсе не возражаю. Господь упаси и сохрани меня; я - не из тех мужей, что стремятся держать жен в запертой клетке, вдали от всего мира. Муж, что не способен сохранить доброе расположение и верность жены, пожалуй, их и не заслуживает. - Король наклонился и завладел рукою Гвенвифар. - По-моему, пир изрядно затянулся. Ланселет, скоро ли будут готовы всадники?
- Думаю, да, - заверил Ланселет, намеренно не глядя на Гвенвифар. Желает ли лорд мой и король, чтобы я сходил и проверил?
"Он нарочно себя мучает, ему невыносимо видеть Гвенвифар с Артуром и невыносимо оставлять ее наедине с мужем", - подумала про себя Моргейна. И, намеренно обыгрывая правду под видом шутки, предложила:
- По-моему, Ланселет, наши молодожены не прочь побыть минутку вдвоем. Не оставить ли нам их в покое и не сходить ли посмотреть самим, готовы ли всадники?
- Лорд мой, - произнес Ланселет и, едва Гвенвифар открыла рот, чтобы запротестовать, - едва ли не грубо докончил: - Позволь мне удалиться.
Артур кивнул в знак согласия, и Моргейна завладела рукой Ланселета. Он покорно позволил увлечь себя прочь, но на полдороге обернулся, словно не в силах отвести взгляда от Гвенвифар. Сердце ее разрывалось; молодой женщине казалось, что боли спутника она не выдержит, и при этом она готова была на что угодно, лишь бы увести его, лишь бы не видеть, как он смотрит на Гвенвифар. Позади них Артур произнес:
- Еще до вчерашнего вечера я и не подозревал, что судьбы, послав мне невесту, подарили мне настоящую красавицу.
- Это не судьба, лорд мой, а мой отец, - отозвалась Гвенвифар, но не успела Моргейна услышать, что ответил на это Артур, как они оказались за пределами слышимости.
- Помню я, - промолвила Моргейна, - как некогда, год назад, на Авалоне, ты говорил о коннице как о залоге победы над саксами, - и еще о дисциплинированной армии, под стать римским легионам. Полагаю, именно к этому ты и предназначаешь своих всадников?
- Я тренирую их - это так. Вот уж не подумал бы, кузина, что женщина способна запомнить подробности военной стратегии.
Моргейна рассмеялась:
- Я живу в страхе перед саксами, как любая другая женщина здешних островов. Мне случилось однажды проезжать через деревню, в которой похозяйничали саксонские мародеры: и никто из тамошних жительниц, начиная от пятилетней девочки и кончая девяностолетней старухой, у которой не осталось ни зубов, ни волос, не избежал насилия. Все, что сулит надежду избавиться от недругов раз и навсегда, для меня бесконечно много значит: пожалуй, больше даже, чем для мужчин и солдат, которым страшиться надо разве что за собственную жизнь.
- Об этом я как-то не задумывался, - серьезно отозвался Ланселет. Воины Утера Пендрагона поселянками тоже не брезговали - равно как и Артуровы, - да только дело обычно происходит по обоюдному согласию; насилия, как правило, избегают. Впрочем, я и позабыл: ты, Моргейна, воспитывалась на Авалоне и часто размышляешь о том, до чего прочим женщинам дела нет. - Ланселет поднял глаза и стиснул ее руку в своей. - И арфы Авалона я тоже позабыл. Я-то думал, что всей душой ненавижу Остров и вовеки не захочу туда вернуться. И все же... порою... сущие мелочи возвращают меня туда. Перезвон арфы. Солнечный блик на стоячих камнях. Аромат яблок, гудение пчел в знойный полдень. Рыба, что плещется в озере, и крики водяных птиц на закате...
- Помнишь тот день, когда мы вскарабкались на Холм? - тихо спросила Моргейна.
- Помню, - отозвался он и с внезапной горечью выкрикнул: - Господи, чего бы я только не отдал, чтобы ты в ту пору не была обещана Богине!
- Я жалею об этом, сколько себя помню, - еле слышно призналась молодая женщина. Голос ее вдруг прервался, и Ланселет встревоженно заглянул ей в глаза.
- Моргейна, Моргейна... я в жизни не видел тебя плачущей.
- А ты, как большинство мужчин, боишься женских слез?
Ланселет покачал головой, обнял ее за плечи.
- Нет, - тихо признался он, - женщина в слезах кажется куда более настоящей, куда более уязвимой... женщины, которые никогда не плачут, внушают мне страх, потому что я знаю: они сильнее меня, и я всегда жду от них какого-нибудь подвоха. Я всегда боялся... Вивианы. - Моргейна почувствовала, что он собирался сказать "моей матери", но так и не смог произнести этих слов.