Север Гансовский - Инстинкт? (сборник)
Схватился за свои листки. Конечно, этот же самый стол. И верхний лист с нотами тот, что я видел. Значит, пока я спал, Вьюра взяла, перепрятала. Но почему?… Уж кого-кого, а меня подозревать в связи со старостой и Глглом…
Рассердиться на нее неспособен. Но оскорблен. Не знаю даже, как в дальнейшем вести себя с ней и вообще на Совете.
Оглянулся на девушку. Сидит, смотрит на меня. Подошел, протянул ей листки, где нарисован наш путь по коридорам, сказал, что раз она мне не доверяет, пусть возьмет листки себе, отметит на них новое место комплекта. А мне показывать не обязательно.
Молча взяла.
Но потом это как-то забылось. Следующие несколько дней пролетели, словно при сильном ветре клубы дыма от костра.
Утром, когда вышли из подземной машины, рассказал на Совете, чем, по-моему, Иаката была и чем стала. Слушали затаив дыхание, как сироты, впервые узнавшие, кто их родители.
Напротив окон редакции, в сквере и возле сквера, что-то вроде народного гуляния. На ограде вывешиваются и снимаются лозунги. Иногда между теми, кто хочет повесить новое, и теми, кто охраняет свое, споры. Когда начал говорить, передо мной повешенный на шею Попечителя лозунг:
«ТОЛЬКО БУКУН МОЖЕТ СПАСТИ НАС!»
Его сменила надпись корявыми буквами:
«ЛУЧШЕ ГОЛОД, ЧЕМ БУКУН!»
Тут же прикрепили еще одну:
«НИ БУКУН, НИ ГОЛОД, А САМИМ ДЕЛАТЬ ПИЩУ!»
К концу моего сообщения по улице прошла маленькая демонстрация с плакатом:
«СВОБОДУ РЕЛИГИИ»
— хотя исповедовать любую никто не запрещал, да и, насколько я знал, у иакатов никакой нет. Так как окна комнаты, где заседали, без рам и стекол, из-за шума говорить приходилось очень громко. Несколько раз Крдж высовывался на улицу, просил собравшихся не кричать. Но там стихали лишь ненадолго.
Я кончил.
Молодая черноволосая женщина — доброволица Тайат, чью статью я читал в газете, — сказала:
— Очень странно. Гигантских размеров планета, леса и моря. Развитая цивилизация с огромными городами, мощной промышленностью. И все это превратили в пустыню крошечные чувства ничтожной группы маленьких людей. Что-то здесь не так.
— Результат во всяком случае налицо, — вступил Втв, высокий блондин, с которым я познакомился в первое посещение редакции. — С чего начинать — вот вопрос. Сделать людей самостоятельными, чтобы их ни с того ни с сего не кидало на площадь. Избавиться от буку на.
— От диктата букуна.
Все заговорили одновременно.
— Изучить машину.
— Изучить себя, чтобы узнать, как букун на нас действует. Это легче.
— Исследовать сам букун. Еще легче.
За минуты, пока длился диалог, на решетке появился призыв вступать в клубы — ниже был список, который я издали не мог прочесть. Прошла женщина с плакатом:
«ИМЕЮ СПИЦЫ, УЧУ ВЯЗАТЬ».
Шныряли мальчишки с анлаховым соком. На статую повесили надпись:
«НАДО ВСПОМНИТЬ».
Рядом сразу прикрепили:
«СНАЧАЛА НАДО УЗНАТЬ, А ТО ВСПОМИНАТЬ НЕЧ…»
- на последние буквы не хватило бумаги.
— Слушайте! — воскликнула женщина-экскурсовод из музея. — Что, если городу питаться теми же хлебцами, какие отвозят в деревню? Крестьяне их едят, не ходят на митинги, не читают дурацкую «НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ». — Запнулась, оглядела присутствующих. — Извините.
— И нас букун гоняет, — сказал парень, который вчера принес стебель клубники. — На полевые работы. Часа по три в день.
— Ну и что, пойдем на полевые! Здесь, в городе. Сделаем огороды во дворах. Еще с какой охотой люди возьмутся.
— Хлебцев на всех не хватит.
— Сами станем печь. Из каши. Букуна все равно поступает много лишнего. Машина рассчитана на то население, какое раньше было.
— Лишний можно использовать как удобрение. Смешивать с песком. Посадим вокруг города деревья, жуг. Мы же все можем, если только опомнимся.
За окнами сияло солнце. На улице молодежь — говор, шум.
Вьюра вскочила со стула.
— Какие прекрасные мгновения! Чиновников-распределителей нет, все запреты кончились. А мы уже не спим, проснулись. Сами думаем, решаем, будем делать. Вся планета — пустыня, а мы вырастим леса, луга с травой раскинутся. Целый мир перед нами, будем восстанавливать на нем природу… Какое счастье! Неужели это возможно?
Наборщик из типографии, все время молчавший, сказал:
— Вчера весь день с полей не подвозили анлах. Ни одного трактора не было. Я много народу опрашивал, никто не видел. И сегодня. А в столовой утром букун был какой-то жидкий.
Улица внизу вдруг стихла. Потом снова зашумела, но по-другому. Через сквер к редакции шел человек, перед ним расступались. Ближе к дому он скрылся из поля нашего зрения. Потом в коридоре прозвучали шаги.
Вошел Змтт. Куртка на плече разорвана, волосы в беспорядке. От уха по шее полоска засыхающей крови. Странным образом при этом он был величествен.
— У анлаха происшествие. Мальчишки рвали ветви с початками. Одного крестьяне схватили, потащили к старейшинам. Было столкновение.
В коридоре появился юноша. Робко вступил в комнату.
— Вы Совет?… Там человека убило.
— Где?
— На пляже… То есть нет. Потом, позже. На пляже какие-то двое уговаривали остановить машину. В пустыню к трубе с ними пошло много народу. Там коридор с железными стенами. Передние почувствовали звук, хотели остановиться. Задние давят — им же не слышно было. Тех, кто впереди, затолкали в большую белую комнату. Один умер. Другого вытащили, привели в себя.
— Кто уговаривал? — Крдж поднялся.
— Сказали, из Совета.
— А как выглядели? Не запомнил?
— Ну… мужчины. Взрослые.
Юноша шатнулся. Вьюра усадила его на стул.
— Который умер, не из тех двоих?
— Нет.
— А тот, кого вытащили?
— Я.
— Значит, так. — Крдж оглядел всех. — Втв, подбери на улице добровольцев, чтобы поставить круглосуточную охрану там у входа в коридор. В четыре смены, человек по пять.
Втв тут же вышел. Доброволица Тайат намочила носовой платок, вытирала Змтту лицо и шею.
— Это не из СОДа прислали разрушать машину? — Теперь было видно, что не юноша, скорее мальчик. Он еле держался на стуле.
— Нет, конечно… Проводите его кто-нибудь домой. — Крдж повернулся к наборщику. — Посадки жуга в городе под строжайший контроль. Никому ни яблочка, только в трубы… Вьюра, организуй продовольственную комиссию, и сразу же начинайте работать. Обойти все столовые, пусть каждого обедающего отмечают — меткой, что ли, на руке, царапиной. Чтобы никто не ел два раза. Лишний букун сушить на солнце.
