Натали Хеннеберг - Кровь звезд
Анна отвела рукой ветки и протянула к нему тонкие ладони.
– Я знаю это хорошо! Но другие ни о чем не догадываются. Я узнала это в пустыне, когда вы меня поцеловали: вы не могли быть «другим» Жильбером, бесхарактерным и малодушным, который не желает… Ваши руки были тверды, и так сладки были ваши губы! Господин, о господин, ради вашего спасения я отдала бы свою жизнь!
Она рыдала безутешно, как и все представители Воды. Жильбер взволнованно склонился над этим бледным ртом. Он опускался в бездну и находился сейчас среди водорослей со звездой, в зеркальном отражении мира – он верно шел ко дну, светила разбивались о водовороты, а плавающие лианы захватывали свои жертвы. Эта смерть не уступала смерти в костре Саламандры.
Инстинктивным движением он вырвался из этого сладострастия, из этой опасности.
– Берегитесь! – предупредила Анна, на ее губах выступили капельки крови. – Земля послала вслед за Бичом грозного Охотника, еще лучше подготовленного, чем вы. Тамплиеры являются его сворой, начинается Охота… Прощайте, сердце мое!
Шелест платья сказал ему, что она покинула беседку. Он так и не успел спросить, откуда она знает о Земле, про ее учебники по астрофизике и степень подготовки…
– Прощайте, сердце мое! – повторил хриплый голос.
Он вздрогнул и поднял глаза на пламенеющую ветку: попугай с переливающимися зелеными и голубыми перьями смотрел на него глазами человека.
– Прощайте, сердце мое! – прошептало яблоко, падающее в кувшин.
– Прощайте, прощайте, сердце мое! – повторяли весь сад, фонтаны с оранжевыми лилиями. Это были какие-то колдовство и волшебство. Розовые кусты боярышника открывали свои объятия, наполненный запахами валерианы и ночных ароматов воздух вызывал головокружение.
Дест закрыл глаза, заткнул руками уши и бросился бежать.
Метеорит становится кометой
С этого момента события стали развиваться с поразительной быстротой.
У дворца патриарха, на самом его пороге, Жильбер споткнулся о тело молодого конюха-араба, который убил себя своим кинжалом. Переступив труп, он увидел метавшуюся по залу Эсклармонду. На ней было платье, которое она себе выкроила из золотой ткани, ее невероятно длинные волосы были собраны с помощью заколки, усыпанной черными жемчужинами.
Она непринужденно призналась, что этот парень стал бредить за ее дверью; он говорил безумные слова, приглашая ее сбежать вместе с ним в ущелья Атласовых гор, где племена синих пьют молоко верблюдиц. Это был, уверял он, рай Терваганта! Она смеялась над ним, и юноша бросился на свой нож… Но она призналась также, что позволила ему поцеловать свою лодыжку и ремешок на своих сандалиях.
– Я не предполагала, – добавила она равнодушно, – что он опять упадет и замрет. Ты говоришь, он мертв? Умереть, что это такое? Разве это не значит стать таким же холодным и твердым, как камни? Потрогай его лицо, оно еще горит от возбуждения.
– Этот конюх, – спросил испытывающий душевные муки Жильбер, – он не один тебя преследовал, не так ли?
– Конечно же, нет! Каждый день за дверью этот нескончаемый поток людей. И все говорят глупости.
Итак, ее присутствие, ее осязаемая теплота проникли через стены из кедра. Анна не лгала: энергетическая дуга расширялась. Все находящиеся во дворце люди устремлялись к этой двери; проходящие мимо монахи прикладывали руки к замку, плакал даже какой-то епископ. Носильщики-осетины дрались между собой своими устрашающе кривыми кинжалами. И на плитах, как и говорила Саламандра, стояли лужи красивого красного цвета!
Все жаловались на гнетущую жару, многие бредили. Сохраняя еще ясность ума, Дест отдавал себе отчет о той опасности, в которую она попала сама и которую она таила для других, толкая в пропасть незнания, в котором жила, находя вполне естественными огоньки пламени и все, что относится к любви, проявления жестокости, страсти и убийства. Его охватило предчувствие грядущих несчастий и бед, которые не замедлят обрушиться, как только Огонь пробьется сквозь ее телесную оболочку. Он просил бы совета даже у дьявола. Тут Дест обернулся и увидел Сафаруса.
Тот появился в разорванных одеждах откуда ни возьмись, приветствуя Жильбера. Его голова была покрыта слоем пепла. На пороге зала он пал ниц.
– Ты слышал ее? – спросил принц, словно Сафарус никогда и не уходил от него.
– Да, господин.
– Что делать? Она как будто только что родилась! Первый попавшийся раб воспользовался бы ее наивностью!
– Ну, так что же, – воскликнула Саламандра, – просветите меня! Я чувствую, что найду это забавным… безумно забавным!
На следующий день Сафарус провел ее по потайной лестнице в библиотеку сионского патриарха, которая не могла сравниться с библиотеками ни в Ватикане, ни в Компене, но была все же огромной. Расположенная под крышей дворца и редко посещаемая монахами, людьми добродетельными, эта библиотека стала любимым местом времяпрепровождения Бича. Полки были заполнены папирусными свитками в футлярах из слоновой кости, глиняными табличками и пергаментами. На Анти-Земле, как и на Земле, Александрийская библиотека была подожжена неким Омаром, и уцелевшие после бедствия ценные манускрипты прибыли на византийских кораблях в порт Иоппе, где были гроб Александра Великого и мумия Клеопатры. Позднее путешественники и рыцари Тау доставили туда новые богатства: кореишитские поэмы, рецепты иглотерапии, написанные на шкурах яков кисточкой.
Саламандра оказалась в этом хаотическом нагромождении вещей. Сафарус скрепя сердце оставил ее тут. Он хотел бы ввести ее в океан науки, где он был бы проводником. Но обладая живостью Огня, существо, воплощающееся в Стихию, пожирало всякую пищу, как духовную, так и во плоти, со страшной быстротой. Эсклармонда набросилась на накопленные поколениями знания, страстно стремясь постичь добро и зло, как огонь, который не может рассуждать.
Полчаса… Сафарус отсутствовал всего лишь полчаса, чтобы сделать важные записи у дежурного архивариуса. Когда он возвратился, она, сидя среди гор первопечатных книг, быстро расправлялась с алфавитами! Золотая прядь волос упала ей на нос, она была счастлива, вся покрытая пылью от пролистанных книг. К вечеру первого дня она бегло говорила на мертвых языках и продолжала упорно заниматься. Прочитала гору литературы и уже знала про Одиссею и Георгику, искусство любви и комедии Аристофана, их аналоги на Анти-Земле. Тем не менее она ставила рифмам в упрек их мимолетность и то, что они сочинены лишь для благозвучия. Испугавшись этой новой опасности, Сафарус хотел оторвать ее от книг, но она, обидевшись, закричала, дунула и обожгла ему нос.
С этого момента, запершись в просторных чердаках дворца патриарха, Саламандра пожирала один за другим толкователи всего и Вулгату, множество священных книг и поэм, которые назывались Песнь песней или Камасутра и обсуждали вопросы любви.
