Питер Уоттс - Ложная слепота
— Вот оно, — первой отреагировала Бейтс.
У левой кулисы плыла фата-моргана, клочок кипящего хаоса размером в полногтя, если разглядывать его с расстояния вытянутой руки. Он ничего не мог нам подсказать, этот мираж, — но десятки далеких отражателей отбрасывали к нам световые лучи, и пускай каждый видел лишь немногим больше нашего последнего зонда — полоску темных туч, слегка перекошенную невидимой призмой, — каждое из зеркал отражало сигнал по-иному. Капитан просеивал отсветы небес и шил из них составное изображение.
Проявлялись детали.
Вначале — прядка прозрачных теней, ямочка, почти затерявшаяся в кипящих облачных поясах экватора. Вращение планеты едва выкатило ее из-за края диска — камушек в ручье, невидимый палец, промявший облака, и по обе стороны от него рвутся от напряжения сдвига и турбулентности пограничные слои.
Шпиндель прищурился.
— Эффект пляжа.
Компьютер подсказал, что речь идет о солнечных пятнах. Узлы в магнитном поле гигантской планеты.
— Выше, — подсказала Джеймс.
Что-то плыло над этой вмятиной в облаках, как лайнер-экраноплан парит над водой, проминающейся под его давлением. Я дал увеличение: рядом с субкарликом Оаса, вдесятеро тяжелее Юпитера, «Роршах» казался крошечным.
В сравнении с «Тезеем» он был огромен.
Не просто бублик — узел, комок стекловолокна размером с гору, сплошь петли, и мосты, и тонкие шпили. Текстура поверхности была, разумеется, условной; КонСенсус просто завернул загадочный предмет в отражение фона. И все же… на свой мрачный, пугающий лад он был красив: клубок обсидиановых змей и дымных хрустальных башен.
— Оно снова подает голос, — доложила Джеймс.
— Ответить, — приказал Сарасти и оставил нас.
* * *Она ответила; и пока Банда общалась с объектом, остальные за ним шпионили. Зрение со временем мутилось — зеркала сходили с расчетных траекторий, с каждой уходящей секундой видимость ухудшалась, но КонСенсус тем временем полнился поступившей информацией. «Роршах» весил 1,8x1010 кг и имел общий объем 2,3x108 кубометров. Магнитное поле его, судя по радиовизгу и эффекту пляжа, в тысячи раз превосходило по силе солнечное. К нашему изумлению, композитное изображение местами оказалось достаточно четким, чтобы различить тонкие спиральные борозды, прочертившие объект. («Последовательность Фибоначчи,[35] — доложил Шпиндель, на миг пронзив меня взглядом одного подергивающегося глаза. — По крайней мере, они нам не совсем чужды».) На кончиках, по меньшей мере, трех из бесчисленных шипов «Роршаха» болтались уродливые шаровидные наросты; в этих местах борозды располагались реже, словно кожу раздуло и растянуло нарывом. Прежде чем очередное бесценное зеркало уплыло из поля зрения, оно засекло еще один шпиль — расколотый вдоль на треть длины. Рваные края вяло и недвижно висели в вакууме.
— Пожалуйста, — пробормотала Бейтс вполголоса, — скажите мне, что это не то, на что похоже.
Шпиндель ухмыльнулся.
— Спорангий? Семенная коробочка? Почему нет?
Может быть, «Роршах» и не размножался, но в том, что он растет, сомнения не оставалось. Его питал непрерывный поток обломков, выпадающих из аккреционного пояса. Мы подобрались достаточно близко, чтобы ясно наблюдать их парад: скалы, горы, мелкая галька, словно мусор, стекали в раковину. Частицы, столкнувшиеся с объектом, прилипали; «Роршах» обволакивал свою добычу, словно огромная злокачественная амеба. Поглощенная масса, судя по всему, перерабатывалась внутри и перетекала в апикальные[36] зоны роста; судя по микроскопическим изменениям в аллометрии объекта, росли кончики его ветвей.
Процесс не останавливался ни на секунду. «Роршах» был ненасытен.
Объект служил странным центром притяжения в межзвездной бездне; траектории падения обломков были совершенно и абсолютно хаотичны. Впечатление создавалось такое, будто некий сэнсей орбитальной механики обустроил всю систему, как заводной планетарий, пинком привел ее в движение, а все прочее оставил на попечение инерции.
— Не думала, что такое возможно, — заметила Бейтс. Шпиндель пожал плечами.
— Эй, хаотические траектории детерминированы ничуть не меньше любых других.
— Это не значит, что их можно хотя бы предсказать. Не говоря о том, чтобы вот так распланировать, — майорская лысина отсвечивала разведданными. — Для этого нужно знать начальные условия для миллиона различных переменных с точностью до десяти знаков. Буквально.
— Ага.
— Даже вампиры так не могут. Квантовые компьютеры не могут.
Шпиндель пожал плечами на манер марионетки.
И все это время Банда то входила в роль, то выходила из нее, танцуя с невидимым партнером, который, несмотря на все ее усилия, так ничего нам и не сообщил, кроме бесконечных вариаций на тему «вам не стоит здесь находиться». На любой вопрос он отвечал вопросом — и все же ухитрялся каким-то образом создать иллюзию ответа.
— Это вы послали светлячков? — спрашивала Саша.
— Мы многое направляли в разные места, — отвечал «Роршах». — Что показали их технические характеристики?
— Их характеристики нам неизвестны. Светлячки сгорели в земной атмосфере.
— Тогда не стоит ли вам поискать там? Когда наши дети улетают, они не зависят от нас.
Саша отключила микрофон.
— Знаете, с кем мы разговариваем? С Иисусом, блин, из Назарета, вот.
Шпиндель глянул на Бейтс. Та пожала плечами и подняла руки вверх.
— Не въехали? — Саша мотнула головой. — Последний диалог — это информационный эквивалент «кесарево кесарю».[37] Нота в ноту.
— Спасибо, что выставила нас фарисеями, — проворчал Шпиндель.
— Ну, у нас же есть свой еврей…
Шпиндель только глаза закатил.
Вот тут я впервые заметил мельчайший изъян в Сашиной топологии, щербинку сомнения, замаравшую одну из ее граней.
— Мы никуда не продвинулись, — проговорила она. — Попробуем с черного хода.
Саша скрылась: вновь включала наружную связь уже Мишель.
— «Тезей» — «Роршаху». Принимаем запросы на информацию.
— Культурный обмен, — отозвался «Роршах». — Мы согласны.
Бейтс нахмурилась.
— Это разумно?
— Если оно не желает давать сведений, то, возможно, захочет их получить. А мы можем многое узнать по тем вопросам, которые объект задаст.
— По…
— Расскажите нам о доме, — попросил «Роршах». Саша вынырнула из глубины ровно настолько, чтобы бросить:
— Вольно, майор. Никто не обещал давать им верные ответы.
Пятно на гранях Банды замерцало, когда к рулю встала Мишель, но не исчезло. Оно даже разрослось немного, пока Мишель обтекаемыми фразами описывала некий умозрительный городок, не упоминая ни единого предмета меньше метра в поперечнике. (КонСенсус подтвердил мою догадку: теоретическая предельная разрешающая способность зрения светлячков.) Когда к рулю изредка вставал Головолом…
