Стивен Барнс - Плоть и серебро
Она все еще молилась, но, кажется, перестала себя пытать. Как бы она ни была поглощена, Марши не сомневался, что она немедленно очнется, если он попробует подойти к ней или к управлению кораблем.
Но он ничего такого не планировал. В этом не было смысла.
Его переставляли на другую клетку. Но на доске все оставалось по-прежнему, как было уже много лет, и показывалось всегда одно и то же. Игра не менялась, выиграть ее было нельзя. Так какая ему разница, кто, где и зачем?
Есть ли разница между безразличием и поражением?
Безразличие — пустая чашка. Поражение — это когда чашки просто нет.
Он глянул вниз. Чашка была пуста, спирт в ней кончился.
Поэтому он ее наполнил.
И улыбнулся про себя.
Видишь, как легко управлять твоей жизнью?
— Что это?
Марши удивленно поднял глаза:
— Что?
Сцилла села на стул напротив него, с отвращением разглядывая его тарелку.
— Вещество, которое ты ешь.
Он отложил в сторону настоящую книгу — отличное переложение Гомера прозой М. А. Зека, которую он читал за ужином. Целый день он только и делал, что пил и читал. Похитительница перемещалась так тихо, что вскоре он вообще забыл о ее существовании.
Обругав себя за то, что он плохой хозяин, Марши решил уделить хоть какое-то внимание своей гостье.
— Это бифштекс, — показал он вилкой. — Не настоящий, но вполне терпимая имитация. Это печеная картошка. Вот это желтое сверху — сырный соус, зеленый горошек и чеснок. Полагаю, чеснок и картошка настоящие, но сомневаюсь, что сыр видел когда-нибудь корову ближе, чем этот бифштекс. Зеленый горошек настоящий и грибы тоже.
Сцилла выслушала все это, нахмурив брови.
— Это не может быть настоящей едой, — объявила она. — Не понимаю, как ты можешь есть такие вещи.
— Имитация бывает неплохой, если она хорошая. — Он усмехнулся неуклюжести своей фразы. — Хотите попробовать?
Ее нос сморщился в отвращении.
— Нет. Я ангел. Я не ем человечьей еды, даже если бы у тебя на тарелке лежала настоящая еда.
Марши сделал глоток вина.
— А как бы вы описали человечью еду? — Это должно быть интересно.
— Это густая зеленая жидкость в больших синих бочках. Выдается по две миски в день на одно лицо.
Как это говорил Сал, когда встречался с человеком, уверенным в какой-нибудь бессмыслице? «Ты откуда, сынок? Из Найроби, мэм. Разве не все оттуда?»
— Две миски зеленой жижи в день. И это каждый, говорите, так ест?
Описанное ею было похоже на простейший водорослевый корм уровня выживания. Стабилизированный распад, должное содержание питательных и волокнистых веществ, а вкус такой, как и можно ожидать от обогащенного пастеризованного прудового ила.
— Конечно.
— Я имею в виду, каждый и повсюду?
— А что еще им есть?
— Ну, например, что-то вроде того, что ем я.
Татуированные губы Сциллы сжались крепче.
— Это не еда.
Он снова рассмеялся:
— Что и требовалось доказать. Десять-ноль в пользу дамы в серебряной безрукавке. — Он подцепил кусок бифштекса и отправил в рот. — А что тогда едите вы? — проговорил он, прожевывая. — Ангельские пирожки?
Зеленый глаз опасно прищурился.
— Ты надо мной смеешься?
До Марши дошло, что попытки с ней пошутить так же безопасны, как тыканье в груду пороха зажженной спичкой.
— Ни в коем случае, — произнес он, стараясь сделать самое искреннее лицо.
— Ладно, — ответила она неохотно. — Я ем манну.
Конечно, что же еще?
— Что ж, тогда вы там, где нужно.
Она уставилась на него:
— Объясни.
— Манна ведь падает с неба? Чем, с точки зрения Земли, является космос. Здесь должен идти постоянный град этого вещества.
Резкое качание головы.
— То, что ты говоришь, не имеет смысла.
— Похоже на то. Мне бы надо язык подрегулировать. — Он отпил еще вина — на случай, если проблема в том, что язык пересох.
— Манна заключается в контейнере. — Она полезла в сумку и достала фольговый пакет. — Вот ее порция.
— А, пайкеты!
Сцилла наклонила голову, и свет заиграл на серебре, которое покрывало все, кроме ее лица.
— Пай… кеты?
— Сокращение для пайковых пакетов, к паяльникам не имеет отношения. Ваш экзот способен обрабатывать все ваши отходы, если их свести к минимуму. Жидкости — пот, моча и прочее — не составляют проблемы. Они утилизируются, излишки вентилируются наружу в виде водяного пара. Твердые отходы труднее в обработке. Пайкеты сбалансированы по питательным свойствам, но дают крайне мало отходов. Если вы едите только их, то экскреция необходима не чаще, чем примерно раз в месяц?
Сцилла посмотрела на него мрачно.
— Я — ангел, — сказала она наконец. — И не делаю грязь, как люди, — добавила она чопорно.
— Разумеется, нет. У вас в кишечнике есть колония нановирусов, которая перерабатывает все, что пропускает пищеварительная система. Но каждые тридцать дней или около того этот колпак, — он показал вилкой на выпуклость у нее на бедре, — открывается. Внутри находится ромбовидный брусок серого вещества, которое вы выбрасываете.
Сцилла только смотрела на него пристально, и ее исчерченные губы сжались в ниточку, зеленый глаз был холоден почти как линза, заменявшая другой.
— Как, я прав? — спросил он. Она встала, схватив пайкет.
— Я не могу с тобой разговаривать, — резко сказала она и быстро вышла.
— Это очевидно, — тихо сказал он, глядя, как она направляется к дальней стене каюты и садится к нему спиной.
Он осушил бокал, взял книгу и стал дальше читать и есть. Он не обращал внимания на нее, а она на него весь этот вечер и большую часть следующего дня.
Чем ближе подлетали они к Ананке, тем раздражительнее становилась Сцилла, тем нетерпеливее ждала, чтобы это ужасное задание наконец кончилось. Осталось выдержать только двадцать часов.
Сцилла сидела одна в камбузе, чувствуя себя так, будто ее ввергли в Чистилище. Ее подопечный впал в ступор и не отвечал. Таким он был уже два последних дня — молчал и вонял алкоголем.
Все же она не решалась ослабить бдительность. Неколебимость — одно из определяющих свойств ангела. Два дня в обществе этого пьяного и безмолвного слизняка при постоянной готовности к действию, которого не требовалось, довели ее до крайнего раздражения.
Полет с Ананке в старом разбитом рудовозе занял десять дней, но это куда более быстрое возвращение казалось намного дольше. И все из-за него.
Сначала она пришла к выводу, что этот Марши внутри мертв. Люди, чей дух сломан, на Ананке встречались часто; не у каждого хватало веры и внутренней силы, чтобы идти по крутому трудному пути к совершенству. Его загадочные и иногда саркастические комментарии были всего лишь эхом того, чем он был когда-то, — как призрачные данные от стертой программы. Она определила его как всего лишь пустую оболочку. Любой отклик на стук — всего лишь эхо.
