Джек Вэнс - Джек Вэнс. Месть. (Сборник)
Герсен, подоспевший к месту действия, когда разборка уже закончилась, спросил у одного из молодых рабочих в комбинезоне механика:
— Что здесь происходит?
Механик ответил ему взглядом, в котором некоторая тревога при виде незнакомца странным образом сочеталась с вызывающей дерзостью:
— Неужели вы не были свидетелем катастрофы, которая произошла с кораблем, стоявшим в дальнем конце поля? Его взорвал вот этот самый мерзавец и заодно еще убил полдюжины наших товарищей! Нахально подогнав свой пикап прямо под люк грузового отсека, он выгрузил из кузова здоровенный ящик, начиненный доверху очень мощной взрывчаткой — вот что я вам скажу! Затем он отъехал, а через минуту раздался взрыв такой силы, что взрывною волной посбивало с ног даже тех, кто находился рядом с мастерскими. На борту корабля находились четверо охранников и шестеро рабочих-ремонтников, занимавшихся профилактикой и собравшихся было уже разъезжаться по домам. Все они до единого погибли! — Охваченный негодованием, молодой механик, осознав всю важность ситуации, теперь весь свой пыл обрушил на Герсена. — А вы кто такой, чтобы спрашивать у нас, что здесь происходит?
Герсен тотчас же ушел прочь, даже не удосужившись ответить на вопрос рабочего, и поспешил к кэбу, где дожидавшийся его возница разнервничался не на шутку.
— А теперь куда, сэр?
Герсен повернулся, чтобы бросить последний взгляд на поле, где в ярком свете прожекторов группа рабочих, размахивая руками, оживленно жестикулируя и негодующе топая ногами, все еще окружала труп Тинтла.
— Назад, в город, — распорядился Герсен.
И кэб покатился на юг по Пилкамп-Роуд, пересек Тару и Дандиви и углубился в Уигал-таун. Все это время Герсен невидящим взглядом только отмечал проплывающие мимо уличные фонари, выстроившиеся изогнутой светящейся вереницей вдоль всего пути к Старому Городу. Тягостное течение невеселых размышлений Герсена было прервано неожиданно возникшей непосредственно перед его взором вывеской «Сень Тинтла». Как и раньше, в окнах верхнего этажа мелькали какие-то тени и ярко мигали разноцветные огни. Сегодняшним вечером, пока мертвое тело Тинтла валялось в Слэйхеке, здесь в «Сени Тинтла» через край бурлило веселье.
Какое-то странное, несколько даже жутковатое возбуждение вдруг охватило Герсена, еще не до конца осознаваемый трепет перед чем-то загадочным, чему суждено случиться вот здесь, сейчас. На какое-то мгновенье он замер в нерешительности, затем велел вознице остановиться.
— Подождите меня. Я скоро вернусь.
Герсен пересек улицу. Из дверей и окон «Сени Тинтла» доносились приглушенные звуки буйного празднества: пронзительное завывание музыки, перекрываемое то и дело дружными выкриками захмелевших гуляк и дурашливыми визгом и воплями. Толкнув дверь, он прошел в вестибюль. Пожилая женщина в черном проводила его откровенно недружелюбным взглядом, но не проронила ни слова.
* * *
Войдя в зал ресторана, Герсен обнаружил перед собой три ряда плотно прижавшихся друг к другу мужских тел, головы и покатые плечи сомкнувшихся тесным кольцом зрителей вырисовывались четкими силуэтами на фоне ярко-розового свечения, исходившего из противоположной стены.
В самом центре помещения полным ходом шло представление. Двое музыкантов на эстраде играли на барабанах и пронзительно звучавших тоненьких трубах. Рядом с эстрадой, в просветах между лысыми головами и свисающими далеко вниз ушными мочками то и дело мелькал невзрачный молодой человек со сморщенным, как высушенная груша, лицом, выделывавший нелепые прыжки и державший в своих объятьях надувной манекен в наряде дарсаянки-старухи. В паузах между курбетами он натужно, то и дело ловя воздух ртом, пел нарочито гнусавым голосом на дарсайском диалекте, который в какой-то мере Герсену был понятен. Ему было известно, что дарсайские мужчины и женщины очень часто прибегают к сильно различающимся для каждого из полов идиоматическим оборотам, зачастую богатым весьма красочными метафорами. Знал он также и то, что совсем еще юные девушки, прежние «челт», в пору взросления, до тех пор, пока не вырастут на лице у них усы — а длится эта пора от шести до восьми лет — называются «китчет», после чего могут заслуживать от мужчин великое множество самых различных прозвищ, большей частью уничижительных. Женщины, правда, не остаются в долгу у мужчин и награждают их не менее красочным набором далеко не лестных прозвищ.
Содержание баллады у Герсена вызвало не меньший интерес, чем и у нескольких десятков слушателей дарсайцев.
В «Сени Гэггер», в густой тени
Явился я на свет.
И пива выпить дали мне
В неполные семь лет.
Крючком загнулся мой шалун,
Болтаясь между ног,
Но мимо вдруг прошла «китчет» —
Он строен стал, как бог.
Тэкс-кэкс, бом-бим-бом,
Теперь всегда он молодцом!
Поверьте, трудно было мне
Терпеть и ждать, когда
Наступит долгожданный День,
И я услышу «Да».
И хочется, и колется
Скорее мне узнать,
Где сердцу милую «китчет»
Удастся мне сыскать.
Букс-друкс, бом-бим-ксу,
При ярком свете Мирассу.
Так все-таки куда «китчет»,
Закрыв глаза, бредут?
Кого в песках в ночной тиши
В засадах тайных ждут?
Какая сила гонит их
В неведомую тьму?
Вот этого, ну хоть убей,
Никак я не пойму!
Бом-бим-бом, трэкс-кэкс,
Туда их гонит женский секс.
Всему приходит должный срок,
И сам я осмелел,
И в очень дальние пески
Лансларком полетел.
Но юную и нежную
Я так и не сыскал,
Зато в объятья злой «хунзы»
Нечаянно попал.
Букс-друкс, бим-бом-ски,
Навек запомню те пески!
Она меня свалила с ног
Горою живота,
В бессилии своем не мог
Открыть я даже рта.
Дух забивал чудовищных
Размеров ее зад,
А между жирных ляжек ход
Виднелся прямо в ад!
Дрэкс-кэкс, букс-друкс, ца-да-ца-да,
Уродливей, чем у нее, не видел я лица!
Губами впившись во все то,
Чем так гордился я,
Всей тушой терлась об меня,
Как шалая свинья.
Плевался я, ругался я,
Слюною исходил.
Проказник ж мой — вот шалопай! —
Свое не упустил.
Ой-ли, ой-ли, трэкс-кэкс-бра,
Мной забавлялась она до самого утра.
Не помню, как остался я
После такого цел,
И много лет прошло с тех пор,
Как сдуру ошалев,
Рискнул и в дальние пески
