Роберт Шекли - Такие разные миры (сборник)
Будет ли настоящим другом тот, кто поможет герою ускользнуть, чтобы он смог тихо умереть в своей постели, окруженный, быть может, хорошенькими ясноглазыми халианками? Или настоящий друг – тот, кто поможет достичь истинного предназначения, доблестной смерти в битве с превосходящими силами противника?
– Мне будет жаль, когда вы улетите, – сказал я, и это была правда.
Хотя и не вся.
– Мне тоже, – вздохнул Тостиг. – Считается, что между нашими расами дружба исключена. Не берусь судить, для меня это слишком сложная тема. Но знаю одно: дружба между отдельными личностями возможна всегда. Мне будет не хватать вас, Иуда.
Я хотел ответить, но тут прибыл его почетный эскорт, четыре пиратского вида халианина, обильно увешанных оружием. У одного на глазу красовалась черная повязка.
– Что ж, пойдем, проверим вашу работу, – сказал он беззаботно, и мы, окруженные охраной, двинулись вперед.
Подчиненные барона Тостига построились перед крейсером. Их было около сотни, поскольку и другие боевые группы, желая разделить хоть частицу славы командира, поклялись ему в верности. Поющий о Далеком Доме тоже стоял здесь – с непроницаемым лицом, величественный в своем серебристо-сером одеянии.
Стихли приветственные возгласы, и Тостиг поднялся на корабль, а мы с Поющим последовали за ним. Когда подошли к пилотской кабине, я не выдержал.
– Тостиг, мне нужно сказать вам кое-что!
Он спокойно посмотрел на меня.
– Нет, – ответил Тостиг, – не надо. Видите ли, я уже знаю.
– Знаете?
Тостиг улыбнулся:
– Я знаком с древними сагами гораздо лучше, чем вы. Почти так же, как присутствующий здесь мастер целенаведения. Разве не так, Поющий?
– Ваши знания в области поэзии выше всяких похвал, – сказал Поющий. – Для непрофессионала, конечно.
– Разумеется. – Тостиг посмотрел на пульт управления и вновь повернулся к Поющему. – А как именно ты все это устроил? Надеюсь, что-нибудь новенькое?
– Достаточно оригинальное, – подтвердил тот. – Я задал специальный пароль; если его не ввести, компьютер откажется выполнять команды. Напротив, запустится программа, которая необратимо выведет его из строя. Но откуда вы узнали?
– Я не узнал, – ответил Тостиг. – Просто решил сделать вид, будто мне все известно, и посмотреть, что ты на это скажешь.
– Так вы обманули нас! – воскликнул Поющий.
– Один обман стоит другого, – ответил Тостиг. – Мастер целенаведения, я догадывался о вашем плане уже давно. И уж конечно, вы могли с легкостью внушить моему простодушному другу, что единственное, чего я действительно хочу, так это смерти на поле брани и славы в песнях.
– Я не должен был его слушать, – сказал я. – Тостиг, вы все еще можете улететь. Пароль, обезвреживающий программу…
Тостиг властно вскинул лапу:
– Нет, не говорите. Иначе у меня может возникнуть искушение воспользоваться этим паролем.
Мы недоуменно взглянули на него. Потом на лице мастера целенаведения появилась угрюмая улыбка.
– Значит, я не ошибся в вас, Тостиг!
– Ты знаешь меня лучше, чем я знаю самого себя. Тот, для кого открыта душа всей расы, имеет ключи и к душе отдельного халианина.
Мы вышли вместе с Тостигом из космического корабля. При виде его халианские воины замолчали.
– Ребята, – сказал он, – корабль в порядке. Но нам он не понадобится. Слишком уж хороша возможность, чтобы упускать ее. Мы выступим против всего вражеского Флота и всех вражеских наземных сил. Совершим величайший подвиг в истории Халии. Мы и так слишком зажились. Во мне проснулся берсерк, и я готов атаковать даже в одиночку. Найдутся ли среди вас желающие примкнуть ко мне?
Оглушительный рев доказал, что трусов здесь нет. Будучи истинными халианами, они не могли не увлечься великолепной перспективой геройской смерти под предводительством знаменитого военачальника и бессмертия в песнях.
– Перед нашим последним сражением мы устроим пир, – сказал Тостиг. – А вы, мой друг Иуда, ступайте домой с миром и со всем моим уважением. Барон Тостиг держит слово. И захватите с собой поэта, потому что его сага должна быть сохранена для будущих поколений.
Поющий о Далеком Доме выпрямился во весь рост.
– Нет, Тостиг, я не уйду. Вы сделали правильный выбор, единственно достойный героя. Но мое решение правильно для поэта. Я останусь с вами, буду свидетелем вашей последней битвы и напишу окончание своей саги.
– Глупец! – воскликнул Тостиг. – Скорее всего, тебя убьют вместе с нами, ведь война не щадит даже поэтов. Что тогда станет с великой сагой обо мне?
– Я подумал об этом, – сказал Поющий, – потому что надеялся на такой оборот событий. И я принял меры предосторожности. – Из-под длинного одеяния он вытащил небольшой механизм, в котором я сразу узнал обыкновенный кассетный магнитофон. – Я сохранил этот образчик вражеской технологии, трофей нашей последней битвы, и записал на него сагу, все, что было сочинено до сего дня. Этот человек показал себя достойным вашего доверия и дружбы. Он смог увидеть всю глубину поэтической души халиан. Мы знаем, что Иуда нас не подведет. Возможно, я переживу вашу смерть, Тостиг, – судьба милостива к бардам. Тогда я сам закончу сагу и найду способ доставить ее в гильдию поэтов. Но если все же придется умереть, то Иуда сделает это за меня – переправит сагу на Халию, и ее допишут другие.
– Будет сделано. – Я сунул в карман магнитофон, пожал лапу Поющему, обнял Тостига и отправился в путь.
Остальное хорошо известно всем членам военного трибунала. Нашим силам понадобилось два месяца, чтобы запереть Тостига в Ущелье Мертвых. Мы понесли серьезные потери, прежде чем он пал в великой битве.
Что же касается великой саги, то с грустью должен сообщить: мастер целенаведения не был мастером в области техники, даже такой простой, как кассетный магнитофон. Ему удалось включить аппарат, но он, успокоенный обманчивым миганием красной лампочки, видимо, забыл отжать кнопку паузы, и поэтому ни одного слова не легло на пленку. Да и насчет милостивой к бардам судьбы Поющий о Далеком Доме оказался слишком оптимистичен: ему не посчастливилось выжить в битве и у него не было возможности вновь записать свою сагу.
То, что вы сейчас читаете, – плоды моей скромной попытки рассказать человечеству о славном халианском бароне Тостиге. Я сделал для него все, что мог. Он был моим врагом, и он был моим другом. Я предал его, как предписывалось халианским обычаем, а теперь, в меру своих скромных возможностей, спел его песнь.
Осталось добавить немного. Действуя через посредников, я передал рассказ о своей встрече с Тостигом одному из представителей халианской гильдии поэтов.
