Нил Гейман - Задверье
Треск. Наплыв. Треск.
– Слушай меня внимательно, девочка, – сказал ее покойный отец. – Иди к Ислингтону… На Ислингтона можно положиться… Ты должна мне поверить… Ислингтон…
Изображение пошло рябью. Со лба и виска на глаза ему капала кровь, он отер ее тыльной стороной ладони.
– Отомсти за нас, д'Верь. Отомсти за свою семью.
Через граммофонную трубу донеслись грохот и треск.
Лорд Портико отвернулся, чтобы посмотреть куда-то за экран, в его лице читались недоумение и страх.
– Что?
Он вышел за кадр. С мгновение изображение оставалось неизменным: письменный стол, за ним – белая стена. Потом на стену плеснула струя яркой крови. Щелчком опустив рычаг, д'Верь погасила экран и отвернулась.
– Вот возьми. – Маркиз де Карабас протянул ей носовой платок.
– Спасибо. – Вытерев слезы, она громко высморкалась. Уставилась перед собой невидящим взглядом. – Ислингтон, – сказала она наконец.
– Я никогда не вел дел с Ислингтоном, – сказал маркиз.
– Я думала, он всего лишь легенда, – пробормотала она.
– Отнюдь. – Протянув мимо нее руку, он взял с письменного стола золотые карманные часы, большим пальцем откинул крышку. – Отличная работа, – заметил он.
Д'Верь кивнула.
– Отец их очень любил.
Щелкнув крышкой, он их закрыл.
– Пора отправляться на Ярмарку. Она уже скоро начнется. Мистер Время не на нашей стороне.
Она высморкалась еще раз, поглубже засунула руки в карманы кожаной куртки. Потом вдруг повернулась к маркизу: личико эльфа нахмурено, многоцветные глаза блестят.
– Ты правда думаешь, что мы сможем найти телохранителя, который сумеет выстоять против Крупа и Вандермара?
Маркиз усмехнулся, показав белые зубы.
– Со времен Охотника не было никого, у кого был хотя бы один шанс из ста. Нет, меня устроит такой, который мог бы дать тебе достаточно времени, чтобы сбежать.
Закрепив замок цепочки на петельке жилета, он опустил часы в карман.
– Что ты делаешь? – возмутилась д'Верь. – Это часы моего отца.
– Но он же ими больше не пользуется, правда? – Он поправил золотую цепочку. – Ну вот. По-моему, смотрится элегантно.
Он глядел, как на ее лице мелькают, сменяясь, разные чувства: горе, гнев, покорность судьбе.
– Нам пора идти, – сказала она.
– До Черномоста теперь уже недалеко, – объяснила Анастезия.
Ричарду так хотелось ей поверить. Догорала третья свеча. Стены мерцали и сочились влагой, туннели как будто тянулись вечно. Больше всего Ричарда изумляло, что они все еще под Лондоном: ведь казалось, они прошли полпути если не до края земли, то до мыса Лэнд-Энд[9].
– Вот теперь мне по-настоящему страшно, – продолжала она. – Я никогда раньше не ходила через мост.
– А мне казалось, ты говорила, что уже бывала на этой вашей Ярмарке? – удивленно переспросил он.
– Это же Передвижная Ярмарка, дурачок. Я ведь тебе говорила. Она передвигается. Всякий раз ее устраивают в другом месте. Та, на которой я была в прошлый раз, проходила в большой башне с часами. Биг-что-то-там… А потом была еще одна в…
– Биг-Бен?
– Наверное. Мы были внутри, а вокруг нас крутились громадные колеса, тогда я и приобрела вот это…
Она приподняла ожерелье. Свет свечи отразился от блестящего кварца, мигнул желтым, точно солнечный зайчик. Анастезия улыбнулась с гордостью ребенка.
– Нравится? – спросила она.
– Просто чудесное. Дорого обошлось?
– Выменяла кое на что. У нас так заведено. Мы меняемся.
Тут они свернули за угол, и перед ними предстал мост. На первый взгляд, это вполне мог быть какой-нибудь мост над Темзой пятьсот лет назад, подумал Ричард. Огромный каменный мост, который пролег над пропастью и уходил в ночь. Только вот над ним не было неба, а под ним – воды. Он поднимался во тьму. Ричард спросил себя, кто его построил и когда это было. Он спросил себя, как нечто подобное вообще может существовать под центром Лондона так, чтобы никто про него не знал. А еще у него вдруг засосало под ложечкой: он сообразил, что бесконечно, жалко боится самого моста.
– А нам обязательно через него идти? – спросил он. – Нельзя попасть на Ярмарку каким-нибудь другим путем?
Они остановились у начала моста. Анастезия покачала головой.
– Мы можем попасть в то место, где она должна быть. Но Ярмарки там не будет.
– Как так? Чушь какая-то! Я хочу сказать, нечто или есть, или его нет. Ведь так?
Но в ответ она только снова покачала головой. Позади них раздалось и стало нарастать гудение голосов.
Кто-то сбил Ричарда с ног. Он поднял глаза. Сверху вниз на него бесстрастно воззрился покрытый грубыми татуировками здоровяк в самодельной одежде из резины и кожи, которые словно вырезали из салонов десятка автомобилей. За ним сгрудилась еще дюжина фигур. Мужчины и женщины выглядели так, будто собрались на костюмированную вечеринку, куда пускают в самых дешевых нарядах из агентства проката.
– Кое-кто, – просипел Варни, у которого было не слишком хорошее настроение, – стал у меня на пути. Кое-кому следует смотреть, куда он идет.
Однажды, еще школьником, Ричард, возвращаясь домой, увидел крысу: столкнулся с ней нос к носу в канаве у обочины. Заметив Ричарда, крыса стала на задние лапы, зашипела и прыгнула прямо на него, чем повергла его в невыразимый ужас. Он отступил, удивляясь, как такой маленький зверек готов драться с кем-то настолько больше себя.
Между Ричардом и Варни заступила Анастезия. Уставилась гневно на здоровяка и зашипела, точь-в-точь рассерженная крыса. Варни подался назад. Не зная, куда девать глаза, он плюнул Ричарду на кроссовки. Потом отвернулся и во главе своей ватаги ушел по мосту в темноту.
– Ты цел? – спросила Анастезия, помогая Ричарду подняться.
– Все в порядке, – ответил он. – А ты очень храбрая.
Она застенчиво опустила взгляд.
– Не слишком-то, – сказала она. – Я все равно боюсь моста. Даже те громилы его испугались. Вот почему они сбились в кучу. Вместе безопаснее. А ведь это дюжие задиры!
– Если вы собираетесь пересечь мост, я пойду с вами, – произнес из темноты женский голос, густой, как сливки, и сладкий, как мед.
Ни тогда, ни потом Ричард не сумел разобрать по выговору, откуда она родом. В тот момент он решил, что она, наверное, канадка или американка. Позднее думал, что, быть может, африканка, или австралийка, или даже индианка. Он так и не распознал.
Это была высокая женщина с длинными рыжевато-русыми волосами и кожей цвета темной карамели. Одета она была в крапчатую серую с коричневым кожу. На плече висела видавшая виды кожаная дорожная сума. В руке у нее был посох, на поясе – нож, а к запястью прикреплен на ремне электрический фонарик. Без сомнения, это была самая красивая женщина, какую когда-либо видел Ричард.
