Роберт Силверберг - Человек в лабиринте
Раулинс вошел в зону F, остановился и спросил компьютер, можно ли здесь безопасно отдохнуть. Мозг корабля ответил, что можно. Раулинс медленно присел, покачался какую-то минуту на пятках, после чего коснулся коленками холодных плит мостовой. Оглянулся. Колоссальные каменные блоки, уложенные без цемента и раствора, отлично подогнанные, поднимались на высоту пятидесяти метров с обеих сторон узкой щели, в которой показалась массивная фигура Чарльза Бордмена. Он взмок и разнервничался. Прямо неправдоподобно. Раулинс никогда не видел этого сильного пожилого человека в состоянии полной неуверенности в себе. Но ведь он никогда прежде и не шел с ним по лабиринту.
Сам Раулинс тоже не был спокоен. Метаболические яды кипели в его организме, он был весь залит потом так, что его скафандр работал на пределе. Радоваться было слишком преждевременно. Ведь не где-нибудь, а именно здесь, в зоне F, Бревстнер принял смерть, когда ему казалось, что он почти миновал все опасности зоны G, и его заботы кончились.
– Отдыхать? – спросил Бордмен тонким, как будто звучавшим в разреженной атмосфере, голосом.
– Почему бы и нет? Я здорово утомился, Чарли. – Раулинс неуверенно улыбнулся. – Ты тоже. Компьютер говорит, что нам тут ничего не угрожает. Присаживайся, здесь есть место.
Бордмен подошел и сел. Когда он опускался на колени, его так раскачивало, что Раулинс был вынужден его поддержать.
– Мюллер, – сказал Раулинс, – преодолел эту трассу один, без всякой подготовки.
– Мюллер всегда был незаурядным человеком.
– Но как он это сделал?
– Спроси его.
– Спрошу, – согласился Раулинс. – Возможно, завтра в это время я уже буду говорить с ним.
– Все может быть, но мы должны двигаться дальше.
– Если ты так считаешь…
– Парни скоро придут за нами. Наверно, они уже знают, где мы. Их детектор массы уже должен был засечь нас. Вставай, Нед, вставай.
Они поднялись, и снова Раулинс пошел впереди. Зона F была более просторной, но более мрачной. Преобладающий архитектурный стиль заключал в себе какую-то искусственность, внушал беспокойство. И все это вместе сумме вызвало чувство тревоги. Раулинс знал: ловушек здесь не так уж много, но ему все время казалось, что мостовая вот-вот разверзнется у него под ногами. Стало прохладнее, воздух щипал ноздри, как и на открытой лемноской равнине. На каждом перекрестке стояли огромные бетонные столбы, трубы, в которых росли скрюченные, усеянные шипами растения.
– Где тебе труднее всего пришлось? – спросил Раулинс.
– Дезориентирующий экран.
– Это не так страшно, если человек сумеет себя пересилить, чтобы пройти через эти опасности и гадости с открытыми глазами. Знаешь, ведь тогда на нас мог броситься какой-нибудь из этих маленьких тигров, и мы бы его не заметили, пока не почувствовали на себе зубы.
– Я открывал глаза у экрана, но недолго, Нед. Не буду пытаться рассказать, что я видел, но это была одна из удивительнейших минут и опытов в моей жизни.
Раулинс усмехнулся. Значит, Бордмен тоже способен совершить нечто безрассудное. Он хотел поздравить Бормена с этим, но не посмел, а только спросил:
– Ну и что? Просто стоял без движения и смотрел, а потом с закрытыми глазами пошел дальше? И не было никакой острой ситуации?
– Была. Засмотревшись, я чуть не двинулся с места. Уже поднял одну ногу, но вовремя опомнился.
– Наверное, и я попробую взглянуть, когда будем возвращаться. Взгляну один раз, ведь ничего страшного не случится.
– Ты думаешь, экран действует и в обратном направлении?
– Не знаю… – Раулинс нахмурил брови. – Мы ведь еще не пытались вернуться через лабиринт. Может, с этой стороны все совсем по-другому? У нас нет никаких карт обратной дороги… А если, возвращаясь, мы все погибнем?
– Снова пошлем роботов. Ты об этом не беспокойся. Когда придет время покинуть лабиринт, мы введем всех наших роботов в зону F и проверим выход, как проверяли вход.
Раулинс успокоился только через минуту.
– Впрочем, зачем какие-то ловушки для выходящих? Неужели строители лабиринта закрывали себя в центре города так же жестко, как и не допускали к себе врагов? Зачем им так делать?
– Кто может знать, Нед. Это были неведомые существа.
– Неведомые. Да.
Бордмен вспомнил, что еще не исчерпал тему разговора. Он хотел быть вежливым, так как их связывала общая опасность. Он спросил:
– А для тебя какое место было хуже всего?
– Тот экран, который далеко позади. Я видел на нем всякие мерзости, которые только клубились у меня в подсознании.
– Какой экран?
– В глубине зоны N. Такой золотистый, прикрепленный к стене полосками из металла. Я смотрел туда и какую-то пару секунд видел моего отца. А потом девушку… Девушку, которую я знал… которая стала монахиней. На экране она раздевалась. Я думаю, это немного открывает мое подсознание, правда? Настоящая яма со змеями. Но чье подсознание не таково?
– Я не видел ничего подобного.
– Ты ведь мог проглядеть этот экран. Был он… в каких-то пятидесяти метрах от того места, где ты убил первого зверя. С левой стороны… Прямоугольный, даже скорее трапециобразный, со светлой металлической окантовкой. По нему пробегали разные световые пятна, формы…
– Этот? Мне он показывал геометрические фигуры.
– А я видел, как Мэрибит раздевалась, – проговорил Раулинс, явно сбитый с толку. – А ты одновременно видел геометрические фигуры?
Бордмен уже был сыт всем этим по горло. С той минуты, как они вступили в лабиринт, прошел всего час сорок восемь минут, хотя им казалось, что они идут очень долго. Трасса через зону F вела в зал с розовыми стенами, где из скрытых отверстий вырывались клубы пара. На другом конце розового зала время от времени показывалась поднимающаяся западня. Если бы они не прошли там в предельно точно высчитанное время, то их разможжило бы в лепешку. За залом тянулся длинный коридор с низким потолком. Душный и тесный. Его кроваво-красные стены были горячими и пульсировали, вызывая тошноту. Этот коридор вел на бетонную площадь с шестью стоящими наклонно обелисками из белого металла, грозными, как выставленные мечи. Фонтан бил на высоту ста метров, по бокам площади поднимались три башни со множеством окон разной величины. Стекла в них были целыми. На ступеньках одной из этих башен лежал со сжатыми конечностями скелет какого-то создания, длиной метров десять. Большой пузырь из прозрачного вещества, несомненно, космический шлем, покрывал его череп.
В лагере, разбитом в зоне F, несли вахту Элтон, Антонелли, Камерон, Гринфильд и Стэйн. Теперь Антонелли и Стэйн вышли на площадь посреди зоны, чтобы встретить Бордмена и Раулинса. Стэйн сказал:
