Александр Громов - Шаг влево, шаг вправо
Первая моя мысль: а случайно ли поднялся шторм?
Не проверишь. Чтобы развести в осеннем Белом море хорошую многодневную, хоть до ледостава, штормягу, от природы не требуется никаких не свойственных ей чудес. Она сама это умеет.
Местному участковому рыбаки все-таки сообщили – третьего под вечер. А Максютову на стол информация легла лишь в ночь с четвертого на пятое. Кому-то крепко достанется за такую задержку, но потом. Реакция Максютова последовала немедленно: сегодня в десять утра военный транспортник, пробив московскую кислую морось, уже вылетел из Жуковского в Кемь. Я даже не успел позвонить Маше.
В Кеми уже ждал «Ми-8».
Не приказы и распоряжения УНБ – какое дело военным до телефонных звонков из известного здания? – деньги, только деньги. Безотказный двигатель. Я убежден, что Максютов в полторы минуты договорился с аэродромным начальством и с моряками, и не подумав, разумеется, просить специального содействия у командования округа.
Только что мы узнали о судьбе второго борта. Практически пустой «Ан-74» не долетел до Кеми, из-за неполадок в правом двигателе сел где-то под Тихвином. Надежная машина, нам такая и нужна, но отказов одного из двух двигателей очень не любит. И то ладно, что живы оба: злосчастный корреспондент «Уфо-пресс» Дмитрий Каспийцев и пилот-доброволец, возящий единственного пассажира за особые наградные. Ни один нормальный человек в здравом уме без приказа в тот самолет не сядет. Опасное это дело – возить человека, безошибочно определенного Максютовым как моего антипода, чрезвычайно чувствительного к «эффекту отталкивания». Мы оба – лакмусовые бумажки, пробники аномальных зон, только с разной полярностью. Байт-Каспийцев брюзжит, но пока терпит, потому что, кажется, еще не понял, что к чему, а когда поймет, пойдут совсем другие разговоры. Тот еще фрукт: и наградные в виде платы за страх, которого он пока не испытывает, ему идут не меньшие, чем пилоту, и еще изволь его уговаривать оказать содействие, всякий раз придумывая для него новую убедительную легенду, а он брезгливо морщит нос: мол, пока его неизвестно зачем возят туда-сюда по всей России, его компаньон Свиницын вершит дела в одиночку и, разумеется, в одиночку стрижет немалые купоны…
Под Тихвином так под Тихвином. Второму борту нет смысла пробиваться дальше, ни черта хорошего не выйдет. Пусть чинятся и возвращаются. Каспийцева надо беречь, он еще пригодится. Если один раз ради него было устроено землетрясение, что стоит Монстру второй раз устроить ураган или вообще без всякой причины оторвать самолету крылья, как мухе?
– Значит, все-таки вертолет, – сказал Шкрябун. – Сесть он на песочек не сядет, деревья, лопасти обломает. Спустим тебя аккуратненько в люльке, Алексей.
Молча киваю в ответ. В люльке так в люльке.
Обмануть «эффект отталкивания», до боли непонятную, прямо-таки мистическую, но тем не менее реальную и грозную силу… Придется опять попробовать. Последний месяц Максютов совал меня во все дыры, кидал вроде пробного камешка всюду, где подозревалась хоть какая-то аномальность, и в отличие от Каспийцева швырял в самые эпицентры – а я все еще цел. Слегка поиздержан, поизмотан, но это не в счет. Под Оренбургом погибли двое, а я отделался царапинами и прошел. В Ханты-Мансийске отделался испугом. Здешним рыбакам крупно повезло: они не стали высаживаться на остров при первом проходе, когда в принципе могли попытаться это сделать. Если «эффект отталкивания» еще держится – а он редко затухает ранее чем через несколько дней, – неприятности им были бы обеспечены, а какие – невозможно знать заранее. Как минимум искупались бы в студеной водичке.
Мы тоже отказались от намерения облететь остров…
– Попробуйте еще раз, пожалуйста. – Шкрябун предельно вежлив с паранормальным дедком. – Он все еще там? Он жив?
– Да жив же, жив, – сварливо дребезжит дед. – Коли уши есть, так слушай вдругорядь: жив! Я его чую, понял?
– Попытайтесь проникнуть в его мысли.
– Ха, проникнуть! Было бы куда. Нет у него никаких мыслей, мерзнет он, холодно ему, и все.
Оно и понятно, я сам мог бы изречь такое с полным на то основанием – кто бы стал возражать? – и, чего доброго, прослыл бы телепатом, чувствующим состояние клиента за десять верст. Шкрябун отступается от козлобородого ясновидца. Зато Топорищев рассматривает дедка с неподдельным интересом.
Еще одно пятое колесо в нашей телеге. Толку от Топорищева пока что нет никакого и, по-моему, не предвидится, а внешность – два сапога пара с дедком, разве что Топорищев помоложе, лет пятидесяти пяти. Долговязый, худющий, в выпирающих отовсюду мослах, сильно сутулый и весь какой-то нескладный, как хронически недокормленный гусак на убыточной птицеферме, он был навязан нам Максютовым. Экий подарочек. Оказывается, секретная тема уже некоторое время разрабатывается нами совместно с Академией наук – те рады… Хлебнем с ним, чую. Коли он в самом деле математик и член-корреспондент, вдобавок специалист по системному анализу, так его бы в эксперты – ан нет, он второй человек в группе, всюду сует нос и обязан подчиняться только Шкрябуну. Максютов об этом сказал недвусмысленно. Леший меня дернул спросить о его воинском звании. «Ефрейтор запаса», – любезно пояснил Максютов и в дальнейшие подробности входить не пожелал.
Стоит, держит между собой и ветром правильный угол, чтобы не сдуло в чужой парусящей плащ-палатке, молчит, прислушивается. Из-под капюшона торчит такой шнобель, что непонятно, как Топорищева не разворачивает ветром вроде флюгера. Черта лысого он разберется в нашей бодяге со своей математикой и системным анализом. Кроме того, он курит, да еще крепкие дешевые папиросы, а я не выношу запаха табака с тех пор, как сам бросил курить. Точно так же адепты какого-либо вероучения после отступничества становятся самыми лютыми его ненавистниками.
Странная у нас компания…
Вот к Шкрябуну я претензий не имею: распоряжается он толково, навыки те еще, не суетится с отвычки. Пожалуй, Максютов прав: старый конь борозды не портит. Впрочем, не моего ума это дело.
– Алексей, ты готов? – спрашивает Шкрябун.
Куда ж я денусь? Всегда готов.
* * *Приземлили меня удачно.
Люльку дернуло вверх едва ли не раньше, чем я отстегнул карабин. Ураганный поток от ротора «Ми-8» разогнал сбегающую с пляжа водичку, примял вершину следующей волны, дуром прущей на берег, но, конечно, не остановил. Скользя по комкам водорослей, давя подошвами пупырчатые гроздья соплодий, лихо перепрыгивая через некстати торчащие из песка макушки валунов, я побежал от волны, грузно ворочавшей смытый с берега корявый плавник, и почти успел – окатило всего-навсего до колен. Вертолет тут же пошел прочь, круто заваливаясь набок в вираже, мотая невтянутой люлькой, и Жора Гаврилюк напоследок махнул мне рукой со значением: держись, мол.
