Генри Каттнер - Долина пламени
Царские покои озарял мягкий свет. На тронном помосте среди подушек возлежал сам Властелин. Едва они приблизились, как он встрепенулся и вскочил. Его рука скользнула вниз и выхватила из-под одежды длинный кинжал. При этом Дарум не проронил ни звука.
- Это оружие уже не пригодится, - проворчал Рафт. - У Паррора теперь есть свое, и он готов пустить его в ход.
- У Паррора? - переспросил Дарум и выронил кинжал. - И значит... Пламя?
- Скажи ему, Джанисса.
Джанисса быстро рассказала о случившемся. Царь в нерешительности нахмурился и сказал:
- Ты говоришь, что его устройство не будет работать?
- Нет, работать-то оно будет, но без предохранителя разрушит все вокруг, - пояснил Рафт. - У нас сейчас только одна возможность предотвратить это - опередить Паррора, если сможем. А если нет - то хотя бы воспользоваться нашим собственным устройством и сдержать Пламя, пока еще не поздно.
- Я видел странный сон, - медленно проговорил Дарум. - Я лежал мертвый здесь - в этой комнате, а над Паитити нависла тень. Тень света. Тень жизни. Но она не могла оживить меня она несла только гибель. И теперь я думаю - неужели это сбудется?
Его голос был далеким и странным, словно воспоминания вернули его обратно в сон.
- Так может случиться, потому что тень надвигается, сказала Джанисса. - И всех нас ждет смерть, если мы не остановим Паррора.
- Смерть! - пробормотал царь, словно это было единственное слово, которое он услышал из всего того, что сказала Джанисса.
- Смерть.
Рафту послышалось что-то знакомое в мягком, глубоком тембре этого голоса. Однажды Дарум уже говорил так. Если безумие охватит царя именно сейчас, когда нужно было действовать и ясная голова была важнее всего остального, - если это случится, то может произойти самое непредвиденное и самое страшное.
- Паррор придет к Пламени раньше вас, - тихо и безучастно сказал царь. - Я вижу это, - он неожиданно уронил голову на грудь и закрыл лицо руками. - Что будет дальше, я пока не знаю, - его голос стал еще глуше. - Смерть - смерть была в моем сне. И в этой комнате - смерть!
Лицо его по-прежнему было закрыто руками, а исступленный голос мощно резонировал под сводами царской палаты - это был голос безумия, но в нем слышалась уверенность, словно даже сейчас царь знал, что он изрекает истину.
- Здесь - смерть, - пронзительно вскрикнул Дарум. - Слишком много смерти для одного человека. Нет, я умру не один. Я знаю, что и вы сгинете в этом Пламени, вы - Джанисса, Крэддок, Рафт! И вы обречены - геенна огненная поглотит вас, ибо над этой комнатой витает дух смерти.
Рафта охватил ужас. Слишком уверенным был этот голос уверенным и безумным.
- Над Паитити - смерть! - прокричал Дарум и неожиданно поднял лицо - свирепые, безумные глаза царя уже ничего не видели, они смотрели в пустоту.
И вдруг пронзительный крик - "Смерть!" - эхом отозвался в дрогнувших струнах арфы, которая зазвучала из-за портьеры за спиною царя. Если музыка может говорить, то сейчас она именно говорила - и угрожала. Эта угроза была так же ясна и понятна, как неожиданный блеск обнаженного клинка. Единственный слог пророчества - он не требовал движения губ.
Портьера сдвинулась в сторону - за ней стояла Юранн, ее пальцы застыли над подрагивающими струнами. Скрытая одеждами, с темным пятном вместо лица, она, точно Атропос *, была готова перерезать последнюю нить, связывающую Дарума с жизнью.
* Атропос - одна из трех богинь человеческой судьбы в древнегреческой мифологии.
Все, кто был в комнате, словно окаменели - та уверенность, с которой безумный голос царя вынес им всем смертный приговор, заставила ужаснуться и поверить пророчеству. В этот миг, вопреки надеждам и рассудку, Крэддок и даже Рафт знали только одно - их ждет смерть. И на какое-то мгновение их, как и царя, охватило безумие.
Лишь один Рафт успел осознать, что последует за этим. Только он знал, что пронеслось в затуманенном сознании Юранн. Смерть витала над Замком Доирады и над всем миром, который знала Юранн. Царь сказал - и никто не сомневался в его словах. А она так долго ждала, чтобы отомстить ему. Если она сама не сделает этого сейчас - то Пламя отберет у нее месть.
И пронзительный, исступленный крик в последний раз сорвался со струн арфы. Рука, которая извлекла эту безумную ноту, отбросила арфу в сторону, и та, ударившись об пол, издала свой последний дребезжащий звук.
Юранн пригнулась и бросилась к дивану. Белая рука, словно дротик, взметнулась из-под одежды и схватила длинный кинжал, который обронил царь. Наклонив голову и размахивая кинжалом, точно косою, она бросилась на Дарума.
Нападение застало царя врасплох. Он попытался встать и уклониться от сверкающей стали, но одежда мешала ему - он запутался в ней, и ему удалось только слегка подать свое тело в сторону, так что первый удар, задев только ребра, оставил после себя неглубокую розовую рану. Юранн, не проронив ни слова, обуреваемая жаждой мести, вновь занесла свое оружие над царем.
Но Рафт перехватил ее руку.
Он почувствовал такое же сильное, отчаянное сопротивление, как и в тот раз, когда они боролись здесь же, в этой самой комнате. Лицо, скрытое вуалью, повернулось к нему, и он ощутил беспричинный леденящий ужас.
С внезапной кошачьей яростью она пыталась вырваться от Рафта - и последнее неистовое усилие освободило ее. Она отпрыгнула назад, по-прежнему держа в руках кинжал и обратив свой невидимый взор на царя.
Дарум был уже на ногах - он смотрел на нее, готовый отразить атаку. Но судьба отвернулась от Юранн, и по тому, как ослабло это упругое, напряженное, красивое тело, было видно, что и сама она понимала это. В настороженной тишине послышался ее глубокий вздох.
И вдруг она резко повернулась - так, что широкие одежды взметнулись и окутали ее, словно легкий дым, - и вонзила кинжал по самую рукоятку в собственное сердце!
В безмолвном оцепенении они смотрели, как она сползла на пол. Алый цвет постепенно проступал через серую ткань, пронзенную кинжалом и прижатую к уже мертвому телу.
Оттолкнув Рафта, царь бросился к Юранн и встал перед ней на колени. Его протянутая рука замерла над покрытым вуалью лицом. Но он так и не дотронулся до этой тонкой паутинки.
- Юранн? - позвал он. - Юранн?
Но она лежала неподвижно, и алый цвет расплывался на сером все шире и шире.
Пальцы Дарума обхватили торчащую из ее груди рукоятку кинжала и гладили ее, словно это была сама Юранн, - и царь склонился еще ниже над распростертым телом, пытаясь услышать биение сердца. Пальцы еще сильнее сжали кинжал.
Он с силой вырвал его из ее груди - по лезвию стекали алые капли крови. В следующее мгновение Дарум, ловко, не по-человечески изогнувшись, поднялся на ноги и посмотрел прямо в лицо Рафту. Губы его вытянулись, а темные глаза безумно сверкали. Он поднял кинжал - стекающие капли оставляли на ковре неровные алые линии.
Рафт стоял неподвижно, лихорадочно соображая, что ему делать. Царь был уже совсем близко, а оружия у Рафта не было. Только схватившись с Дарумом, Рафт мог избежать удара кинжалом, но он твердо знал, кто из них сильнее. От вздрагивающего тела исходила невероятная сила, а безумие лишь усиливало эту мощь.
- Спас мне жизнь? - прошипел Дарум. - Нет, ты встал между нами и обратил против нее это оружие. А теперь скажи мне: зачем мне жить? - В дикой, кошачьей ярости лицо его судорожно исказилось. - Ты - обезьяна! - прорычал Дарум - и прыгнул.
И в то же мгновение из-за спины Рафта метнулась тонкая сияющая стрелка света и погасла, едва коснувшись царской шеи. Тело Дарума изогнулось. Он попытался сделать еще один шаг вперед, не выпуская из рук кинжала, готовясь пронзить Рафта.
Неожиданно силы покинули его, и обмякшее тело медленно и плавно, словно ниспадающий шелк, сползло на подушки. Пальцы разжались - и отпустили кинжал, и сразу после этого его рука поднялась к горлу и вытащила торчащую из него шпагу. Из раны, а потом изо рта хлынула кровь.
- Ванн, - прохрипел царь. - Ванн, мы с тобой не раз сражались в честном поединке, но так - никогда.
- Я служил тебе, Дарум, - тяжело ответил Ванн, - но прежде всего я служу Паитити. Юранн же не была достойна любви.
- Она была так красива, - прошептал царь. - Она не могла - не могла погибнуть вместе с Паитити, не убив прежде меня. Она всегда ненавидела меня. И... и...
Дарум захлебывался собственной кровью. Но неожиданно появившаяся в руках сила помогла ему привстать и подползти к Юранн. Его пальцы нежно гладили мертвую руку. Под ее ладонью лежала арфа - он дотронулся до струн, и в недвижимом воздухе прозвучали ноты печали и одиночества.
- Я бы уничтожил Паитити, - проговорил Дарум, - я бы уничтожил весь мир - ради нее одной. Только бы ей было хорошо. Она была такая красивая.
Его голова упала на ее нежное тело. Тигровые глаза закрылись. В последний миг его ладонь нашла руку Юранн - и их пальцы переплелись.
И слилась их кровь. Алый поток становился все медленнее и медленнее... И наконец остановился.
![Генри Каттнер - Этот мир-мой! [Авт. сборник]](/uploads/posts/books/75416/75416.jpg)