Александр Громов - Вычислитель (сборник)
Страшно подумать, что оно сделает через неделю-другую с человеком, который однажды победил его. Вернее, какое-то время думал, что победил…
Самый простой вариант: вымотает до полусмерти, отберет силы, отнимет даже то жалкое оружие, которое удастся добыть или смастерить, заставит ползти, медленно умирая, вволю натешится моральной победой – и уже тогда сожрет. Может, съест само, как съело Кристи, а может, напустит охотников за чужой плотью. Одни змеи чего стоят…
Гористые вершины Счастливых островов висели на востоке над вечной дымкой, как спины невиданных животных. Когда-то они тянули, манили, вливали толику силы, которой уже вовсе не осталось в ползущем на восток человеке; влили – и он дополз. Теперь же Эрвин спешил к островам просто потому, что еще не чувствовал себя готовым к новой схватке с болотом. Да и глупо было бы возвращаться на материк той же дорогой.
Сначала много дней пути по зыбуну. Затем полынья, которая вряд ли когда-нибудь закрывается, слишком уж она широка для этого. За полыньей – Гнилая мель с ее одичавшими каннибалами. После Гнилой мели еще не меньше недели пути на запад до материка – и уже там кордон. Хватило бы и одного кордона…
Да и до него в одиночку не дойти никак. Даже до полыньи – и то вряд ли. Болото только на первый взгляд опасно лишь топями. Оно всегда обманывает. Можно идти два, три дня и не встретить никаких опасных тварей. Тут идущий расслабляется, начинает уделять больше внимания топям, забывая о тварях, а болото все еще не торопится пойти с козырной карты, выжидает. Терпения ему не занимать. А потом в самый неожиданный момент оно выставляет такой аргумент, о котором человек и позабыл давно. Хищники ползающие, бегающие, летающие, ждущие в засаде, плотоядные растения, плотоядные грибы…
Вчера за весь день не встретилось никого и ничего, если не считать нескольких хорошо заметных «окон» топи, которые Эрвин осторожно обошел. Так было и в прошлый раз, когда он, повинуясь безотчетному желанию, углубился в болото неведомо зачем и хорошо еще, что повернул назад, вовремя опомнившись. Так было и в позапрошлый раз, когда он шел с Большой земли, то есть не шел, а полз… Какая-то часть разума еще действовала и отмечала: вблизи Счастливых островов опасность резко уменьшается.
Быть может, змей, язычников и прочих тварей, охотнее прячущихся под болотным ковром, чем разгуливающим по нему, выедают еще более свирепые хищники, приходящие с открытого моря? Древние, исконные хищники планеты Хлябь, не привыкшие еще к человечине и не интересующиеся человеком?
Другой гипотезы не было, и Эрвин осторожно принял эту.
Ночь прошла в общем спокойно, если не считать странного колыхания зыбуна. Причину явления Эрвин не установил, худшие подозрения не оправдались, удалось даже немного подремать перед рассветом на куче гнилых водорослей. Утром, добыв себе новый бич, Эрвин сразу повернул на восток, рассчитывая достичь своего острова до заката.
Острова, где он блаженствовал. Отчаивался. Дичал. Сходил с ума, дико хохоча на все четыре луны сразу и на каждую в отдельности. Своего острова, который он мечтал покинуть навсегда – и не мог.
Нетрудно было перебраться лишь на соседний остров – но ведь везде одно и то же. Почти на каждом острове достаточно пищи и воды, всюду можно построить шалаш, а то и найти пещерку, попадаются минеральные источники, горячие ключи и удобные естественные углубления, заполненные целебной грязью. В лесах – непуганая доверчивая дичь, в полосе отлива – мелкие копошащиеся морские твари, выборочно пригодные в пищу, хищников нет… чего ж еще? Наверное, человек мог бы благоденствовать в этом спокойном сытом раю, если бы кто-нибудь ампутировал ему половину мозга.
Люди! Тому, кто всегда жил за их счет, пользуясь интеллектуальным превосходством над ними, не выжить в одиночку. Существование – это еще не жизнь. Воспаленный разум прикажет телу умереть. И лучше не просто так, а в борьбе. Затеять новую игру с минимальными шансами на победу, с заведомым поражением при одном-единственном незначительном промахе…
Только это и оставалось. С огромным трудом Эрвин сдержал безотчетный порыв проделать обратный путь на материк, идя строго на запад. Сдержал потому, что испугался: неужели он стал похож на тех людишек, что живут не разумом, а бессмысленными эмоциями? Должны были существовать и другие пути.
Найти их, выбрать наилучший, разработать план и осуществить его – это ли не достойная задача для лучшего мозга этой паршивой планеты?
Сегодня сделан еще один шаг в нужном направлении – добыт бич. Эрвин шел на восток. Самодельные плетенки из гибких прутьев, связанных полосками коры, ничем не уступающие прежним мокроступам, погружались в зыбун на полпяди, выдавливая черную пузырящуюся воду. Длинный шест Эрвин нес поперек. Попади он нынче на болото впервые – натерпелся бы страха. Но опыт есть опыт. Не приходилось и думать – глаза видели, ноги чувствовали упругое или не очень сопротивление болотного ковра, и каждый мускул тела сам реагировал как надо.
Шаг. Шаг. Чвак. Чвак. Левее. Теперь правее…
В полдень Эрвин сделал привал и выпил немного воды из самодельного бурдюка. Пришедшая с океана туча поглотила оранжевый блин солнца, заморосил дождь. Лужи кишели головастиками, здесь их некому было ловить. За десятилетия применения к преступникам изгнания в Саргассово болото никто из приговоренных не добрался сюда – если не считать одного человека. Даже Кристи погибла западнее этих мест…
Эрвин попытался вспомнить, как он сам одолел последний день пути до Счастливых островов, и не смог. Помнил только, что уже не шел, а полз то на карачках, то по-пластунски, но, наверное, не терял сознания, не то, пожалуй, захлебнулся бы. Сумеречным было сознание, но было. Должно быть, он извивался в грязи, как червь, выгадывал у болота метр за метром, помня цель, но не помня, зачем движется к ней… и дополз, хотя был готовой пищей для любого болотного хищника. Повезло. А впрочем, в лотерею может повезти только тому, кто купил лотерейный билет. В Саргассовом болоте он достается только умным и сильным.
Сильным духом прежде всего, а не телом. Тело – что? Оно в подчинении у головы. Если надо, мышцы будут работать, пока не откажут, а это довольно долгий срок. Первопричина поражения не в мышцах, а в головах. У Валентина было еще вдоволь сил, но запаниковал, заистерил – и погиб. И Хайме тоже. Лежать бы ему, а не бежать, тогда, глядишь, щупальце язычника прошло бы над ним. Чьи руки-ноги не слушаются головы, тому не видать лотерейного билета. Им нечем заплатить за него, они отроду нищие.
Щекотались головастики. Эрвин лежал прямо в луже, не обращая внимания ни на щекотку, ни на дождь. Сейчас он чувствовал себя частью болота, и это было неожиданно приятно. Конечно, днях этак в десяти пути от Счастливых островов эмоции были бы совсем другими, да и теперь разум не давал болоту обмануть человека фантомом безопасности. Но все же Эрвин чуть-чуть поблаженствовал.
Он знал, что в глубине души ему просто не хочется возвращаться на свой безопасный опостылевший остров.
Колыхание зыбуна вначале просто почудилось, но Эрвин привычно насторожился и медленно-медленно, стараясь в свою очередь не колыхнуть зыбун, встал на четвереньки. Показалось?.. Или на море разыгрался столь нешуточный шторм, что врывающиеся в проливы между островами волны заставляют колыхаться и поверхность болота?.. Возможно. Но более вероятно иное: глубоко под ковром из живых и гниющих переплетенных растений проснулся и начал медленное движение гигантский донный моллюск, неспроста прозванный язычником.
Раз начал шевелиться, то наверняка голодный.
– Сволочь, – очень тихо, но с большим чувством сказал Эрвин.
С некоторых пор он привык говорить вслух и находил в этом удовольствие.
Очень вовремя стих дождь. Ветра по-прежнему не было, головастики почему-то успокоились, и ничто не рябило лужи… ничто, кроме движения язычника.
Он двигался почти точно с востока на запад.
Как раз в направлении Эрвина.
Другой бы кинулся бежать, забыв о том, что беготня по болоту не приводит ни к чему хорошему. Забыв еще и о том, что встречаются язычники со щупальцем стометровой длины.
Эрвин остался на месте.
Все знают, что язычник слеп. На что ему глаза там, под зыбуном, в черной от торфа воде, не воде даже, а густой жиже? Язычник слеп, но чуток ко всякому движению на зыбуне. Он не почует неподвижного человека. Он просто проползет или проплывет под ним, протащит в мертвой жиже свое туловище прямо под добычей и останется ни с чем. Только бы не вздумал остановиться…
Зыбун перестал колыхаться. Лужи разгладились.
Черт…
Эрвин не шевелился, даже дышать стараясь через раз. Сделал ли язычник краткую остановку – или уже занял новую позицию для охоты?
Если первое, тогда ладно, можно и подождать, но плохо, если второе.
