Виктор Гончаров - Под солнцем тропиков. День Ромэна
— Что говорилось ночью? — спрашивал наутро Петька.
— Молчи, — отвечал Бамбар-биу, — когда нужно будет, обо всем скажу.
— Но Вера — в Австралии?
— Как будто в Австралии. Впрочем, твердо не знаю. Следы есть…
Петька терпеливо ждал, тем более что жизнь в лагере с каждым днем становилась интересней, в особенности после смерти великого чародея.
Да. Всемогущий балия отдал свою душу земле. Указывали даже камень, куда вошла она, — то был круглый валун, любимое место отдохновения лодыря Бамбар-биу. Случилось это так.
Однажды ночью, на четвертые сутки пребывания пионера среди Ковровых Змей, громкий вопль поднял на ноги весь лагерь и в первую очередь обитателей шалаша Бамбар-биу: вопль возник здесь. Петька зажег спичку, от спички — смолистую кору эвкалипта, и при ярком свете, осветившем шалаш, все, включая и тех, что сбежались на крик, увидели Дой-ну, окровавленного Дой-ну, прижатого к стене копьем. Кто-то через ветхую крышу шалаша пытался убить его. Но копье скользнуло по груди и лишь разодрало кожу. Однако факт оставался фактом: произошло покушение на убийство — неслыханный поступок, позорящий всю общину. Сразу в лагере воцарилась тишина. Никто не хотел, чтобы слух о позорном деле перекинулся к Черным Лебедям. Дой-ну уговорили молчать и ранение свое объяснять падением с дерева на камни…
Копье внимательно осмотрели, оно оказалось новым, только что сделанным, никакой индивидуальной метки на нем не было. Призвали Инта-тир-каку — специалиста по таинственным делам. У чародея мелькнуло разочарование на лице, когда он узнал, что пострадал Дой-на, а не… а не тот, чье место Дой-на занимал в эту ночь… Обыкновенно здесь спал пионер, но проницательный Бамбар-биу, что-то подозревая, несколько ночей под ряд заставлял их меняться местами.
Понятно, чародей ни словом не обмолвился о своем разочаровании, его поняли три обитателя шалаша: Бамбар-биу, Петька и Дой-на. Но и эти трое сочли за лучшее молчать.
— Дело духов… дело духов… — зловеще бормотал Инта-тир-кака. — Духи недовольны чем-то… Кто-то оскорбил их из этого шалаша. — Больше он ничего не решился добавить, он был хитер и осторожен за троих.
Когда он уходил, захватив с собой копье, Бамбар-биу не удержался и крикнул по-английски:
— Паршивый колдун хотел убить Петьку!
— И убью!.. — резко обернувшись, по-английски же ответил чародей.
— Берегись! — грозно предупредил его Бамбар-биу.
В его расчеты не входила смерть пионера. С этого дня он начал искать повода для последней ссоры с чародеем, но чародей свою осторожность и предусмотрительность сразу удесятерил. Как два тигра следили они друг за другом, что нисколько не помешало отважному «ветрогону» принимать и отпускать ночных визитеров.
Иногда делались осторожные, нащупывающие вылазки и с той, и с другой стороны.
— Я все знаю, — говорил чародей с глазу на глаз «ветрогону», — ты замышляешь скверное дело. Ты нарушаешь законы, принимая тайных гостей. Ты водишь пионера за нос. Ты хочешь все племя ввязать в войну с белыми.
— Не ври, пачкун, — отвечал спокойно Бамбар-биу и далее издевался явно, стараясь завязать ссору — Поймай моих гостей и докажи общине, что они ко мне ходят, а не к тебе. Докажи Петьке, что я его вожу за нос, я посмотрю, как он тебе, голенастому, поверит… А вообще, помалкивай, пока я не разоблачил твоих чудодейств и фокусов с «камешками»…
Чародей глотал оскорбления, серея лицом, но в драку не лез, и они расходились ни с чем, чтобы спустя короткое время сойтись вновь для новых бесплодных переговоров.
Но вот настал день, когда балия забыл о своей осторожности или пожертвовал ею для поддержания профессионального своего престижа.
Заболел охотник Умбурча. За Инта-тир-какой добрых приятелей в общине не числилось, а между ним и Умбурчей, передовым дикарем, существовала открытая вражда.
Скорчившись в три погибели, катался больной по земле от сильных болей в животе. Внешне это походило на то, что злой орунча вошел в его тело. Призвали балию, не рассчитывая на его помощь…
Недобрым огнем горели глаза чародея, согласившегося с коварной поспешностью на изгнание духа из одержимого. Он распластал его на земле животом кверху, посадив ему на голову и на руки двух рослых парней. Крутом трепещущим строем собрались Ковровые Змеи и, с разрешения старейшин, несколько человек Черных Лебедей. Женщинам и малолетним детям не разрешалось присутствовать при чародейных действах, их услали в дальний конец становища. Как прошедшего испытание, Петьки запрещение не касалось, а как лицу, бывшему на особом положении, ему даже позволили стоять в первом ряду. Бок о бок с ним помещался Бамбар-биу, внешне спокойный и бесстрастный.
Для начала панихидным голосом чародей исполнил короткую песенку. Ни Петька, ни дикари ни слова не поняли из нее. Один Бамбар-биу понял. Усмехнувшись, он шепнул пионеру на ухо: «Латинский любовный стишок… Овидия Назона или Квинта Горация…»
Песенка имела в виду для борьбы с злым орунча, вселившимся в тело Умбурчи, призвать из земли, воздуха и деревьев ирун-тариниев, добрых помощников. Чародей выбрасывал руки вперед, к земле и к небу, руки извивались, как змеи, трещали суставами, а сам он разбухал и надувался, медленно вращаясь вокруг самого себя. Особенно распух его желудок, чудовищным бугром выпятившийся спереди из-под ребер.
— Наглотался воздуха, — сохраняя спокойствие, пояснил Бамбар-биу.
Почувствовав себя достаточно наполненным, чародей перешел ко второй части действа. Он опустился на колени перед больным и ладонями принялся массировать ему живот, в то же время рокоча отрыгаемым воздухом. От первого же лечебного пасса Умбурча взвыл, словно его тянули за кишки. Но действия массажиста продолжались, нарастая в силе и частоте, его отрыжка перешла в раскаты, почти заглушавшие стенания больного. Последний, заключительный рык опустошил желудок чародея и заставил его перейти к третьей части, наиболее эффектной и целительной. Он уперся кулаком в живот больного, напрягся до дрожи в челюстях и вдруг раскрыл пальцы: на ладони лежал блестящий прозрачный камешек — кристаллик кварца. По рядам простодушных дикарей пробежал восторженный шепот, они приняли фокус за чистую монету. Петька вопросительно глянул в лицо своего друга, — тот непроницаемо смотрел поверх всех голов.
За первым камешком последовал второй и третий… Чародей аккуратно складывал их в кучку рядом с собой. Каждое волшебное извлечение сопровождалось сильными ударами в область живота. Несчастный больной дико кричал, вытягивался и дергался в агонии. На пятом камешке каждому, даже неискушенному в медицине, стало ясно, что одержимый благополучно кончается. В довершение неизбежного конца чародей заколотил по его животу как по барабану. Это уж совсем слабо напоминало приемы массажиста. Петька тревожно глянул в лицо Бамбар-биу: в голубых глазах бегали молнии, предвещавшие бурю.
